После проникновенной речи перед своими войсками, которую все слушали со слезами на глазах, в том числе пруссаки, австрийцы и бритты, наблюдавшие за его отъездом, Наполеон схватил за древко штандарт Старой гвардии с длинным списком его побед и сказал своим воинам: «Прощайте — и не забывайте меня». Это был великий момент hasta la vista [95] , однако французским войскам оставалось ждать недолго — меньше года — триумфального возвращения своего Наполеона-императора.
В мае 1814 года придурковатый Людовик XVIII, втиснутый в британский военно-морской мундир и мучимый подагрой, плюхнулся на трон, освобожденный его братом Людовиком XVI, и озаботился тем, как бы снова сделать свою семью крайне непопулярной во Франции. Он устроил церемонию сожжения наполеоновской Конституции, проигнорировал настойчивые требования Сената принять послереволюционный триколор, вернул аристократам конфискованную у них собственность и быстро забыл свои обещания снизить налоги на самые ходовые товары (табак и алкоголь).
Состоялись, конечно, и шумные празднества по случаю коронации, но отношения короля с его покровителями оставались натянутыми. Веллингтон был назначен британским послом во Францию — весьма провокационный шаг Англии. Как-то за обедом, холодно встреченный французскими придворными фельдмаршал сказал: «Это не важно, мне уже приходилось видеть их спины». Браво!
Между тем Наполеон развил бурную деятельность в своем новом королевстве. Как и во Франции 1800 года, на Эльбе было что переустраивать. Эльба не имела своего флага, так что он занялся его дизайном, добавив три золотые пчелы к прежнему фамильному штандарту Медичи с красной диагональной полосой на серебристом фоне. На острове отсутствовало сельское хозяйство, и местная жизнь полностью зависела от импорта (Наполеон ненавидел такой порядок вещей, опять же из-за британского засилья на морских просторах), так что бывший император занялся посадкой овощей, оливковых деревьев и каштанов (столь любимых на Корсике). Он нашел минеральный источник и приобщил местное население к торговле целебной водой. Он научился пахать с помощью впряженных в плуг быков и ловить гарпуном тунца и даже захватил соседний островок Пьяноза, объявив себя его правителем. Он спал на старой походной кровати в обычном доме — и, казалось, представлял себе происходящее очередной иноземной кампанией.
Однако островную идиллию нарушила печальная весть. В мае от дифтерии умерла Жозефина, и, хотя Наполеон не слишком хорошо обошелся с ней при разводе, горевал он так искренне, что целых два дня провел в траурном молчании и одиночестве.
Но постоянным раздражителем был англичанин, сэр Нейл Кемпбелл, британский посланник на Эльбе — другими словами, надзиратель, приставленный к Наполеону. Он следил за каждым шагом бывшего императора и докладывал обо всем, и Наполеон знал, что ему следует проявлять осторожность, поскольку Талейран все еще строил козни, подговаривая европейских монархов услать изгнанника еще дальше, куда-нибудь на Азорские острова.
Талейран и в самом деле нервничал, потому что во Франции нарастала кампания за возвращение Наполеона во Францию. Все, кроме, пожалуй, наиболее привилегированных аристократов, уже давно поняли, что реставрация монархии была огромной, к тому же инспирированной иностранными державами, ошибкой. Париж вновь оказался во власти напудренных фатов, и среди них самым напудренным и высокомерным был король. Популярная песенка, высмеивающая Людовика XVIII, обвиняла во всем бриттов и заканчивалась словами: «Я обязан своей короной англичанам».
Но если Людовик и компания надеялись удержать Наполеона на его острове, им не следовало бы допускать фатальной ошибки. Дело в том, что они отказались выплачивать ему обещанную пенсию, а француза ничто так не раздражает, как нарушение его пенсионных прав. Наполеон, понятное дело, начал разрабатывать план побега.
В феврале 1815 года ему улыбнулась удача. Сэр Нейл Кемпбелл объявил, что ему нужно поехать во Флоренцию, на прием к врачу по поводу проблем со слухом (правда, поговаривали, что он просто хотел провести время с любовницей), и десять дней его не будет.
Как только англичанин покинул гавань, Наполеон приступил к делу. Он нанял судно, раскрасил его в цвета британского флага, заставил пушками и загрузил всем своим золотом. Зная о том, что остров кишит шпионами Талейрана, он отправил ценности в Неаполь и, чтобы создать видимость привычной жизни, послал своих солдат копать цветники.
Его план едва не рухнул, когда один из агентов узнал о его истинных намерениях, но отправить сообщение он мог только с британским судном, которое пришло на остров узнать, как идут дела в отсутствие Кемпбелла, а французский шпион не хотел делиться информацией с врагом.
Секрет Наполеона был сохранен, и 26 февраля он отплыл во Францию с 600 своими гвардейцами, 300 местными и корсиканскими добровольцами и 108 кавалеристами, у которых были седла, но не было лошадей. И днем 1 марта эта отчаянная, но малочисленная освободительная армия высадилась на французской земле возле городка Антиб.
Император вернулся.
Впервые Наполеон не стал придумывать новый мундир, предпочитая разыграть ностальгическую карту и вернуться к своему старому серому плащу, белому камзолу и черной треуголке. Впрочем, ему требовался новый боевой штандарт, и он приказал свои людям смастерить деревянного орла из обломков кровати. После этого он двинулся на Париж, оставив отряд из двадцати пяти солдат освобождать Антиб.
Новость о возвращении императора разлетелась мгновенно, и его тепло встречали: одни дарили букеты фиалок (это был его фирменный цветок, императорской фиолетовой окраски), другие предлагали лошадей и ослов — по заоблачным ценам — его безлошадным кавалеристам. Наполеон продвигался на удивление быстро, и уже 4 марта его маленькая армия подошла к Греноблю в Альпах, где ей предстояла первая проверка на прочность: навстречу выдвинулось войско численностью около 700 человек. Наполеон имел численное преимущество на тот момент, но ему не хотелось провоцировать вооруженный конфликт. В конце концов, эти 700 французских солдат ох как пригодились бы ему в дальнейшем походе на север.
Так что он медленно ехал на коне и за несколько десятков метров до противника спешился и продолжил сближение пешком. Театральным жестом он распахнул свой серый плащ, чтобы продемонстрировать войскам белый камзол, и спросил солдат, хотят ли они убить своего императора. Молодой капитан приказал открыть огонь, но солдаты проигнорировали приказ, выкрикнув: «Да здравствует император!»
Подобные эпизоды повторялись практически в каждом гарнизоне по всей стране. В Лионе брат короля, Карл, граф д'Артуа, лично решил возглавить сопротивление, но когда приказал солдатам кричать «Да здравствует король!», лишь его одинокий голос эхом пронесся по площади. Граф вежливо попросил одного из солдат показать остальным, как надо кричать, но солдат храбро молчал. Граф догадался, к чему все идет, и рванул прямиком в Париж. Девятнадцатого марта, среди ночи, брат-король последовал его примеру и скрылся в Бельгии.