— Но…
— Ты просто скажешь Куперу, что она из ИРА. Этого хватит, чтобы ее упрятали за решетку до конца ее дней.
— Гм-м-м. Питер, у меня для тебя очень плохие новости.
— Какие?
— Ну, может быть, не самые плохие, но…
— Да?
— Еще хуже. Хуже просто не бывает.
«Господи, как же сказать ему? Мягко — не получится».
— Ты повторяешься.
— Это точно, но это все из-за тебя.
— Ты, а-а-а…
— Ну?
— Умер.
Мирддин вздернул кустистые седые брови.
«Интересно, как Питеру нравятся борода, спутанные волосы и лысина? Что же, у него масса времени, чтобы привыкнуть к ним».
— Кое-что произошло, когда Селли когнипортировалась. Сбой в микросхеме.
— В какой подсистеме?
— Микроутечка в блоке двадцать три. Это тебе о чем-нибудь говорит?
Мирддин на миг задумался.
— Нет-нет, пожалуй, ни о чем не говорит. Ты сказал, что я умер?
Марк вздохнул поглубже, стараясь унять бешено бьющееся сердце. Как-то раз ему пришлось рассказывать матери своего оксфордского однокашника о том, что ее сын погиб во время яхтенной регаты. Он отправился на регату пьяным вдребезги, и упав за борт, не смог доплыть до берега, а до него было всего-то футов сто.
Вспоминать о том, как тяжело ему было говорить с матерью Нерила, Бланделл не любил и сделал все, чтобы забыть об этом. Однако воспоминания возвращались к нему не реже чем раз в месяц, во сне.
Сейчас Марк чувствовал себя примерно так же, как тогда. Так же гадко сосало под ложечкой. «Теперь я понимаю, что чувствует врач, когда должен сказать пациенту, что у того СПИД».
— Питер, — проговорил Марк негромко, но решительно. — Мы пытались вытащить тебя, но произошло короткое замыкание. Ты умер, Питер. Твое тело мертво. Ты.., ты никогда не сможешь вернуться обратно. Никогда.
Мирддин принял новость на удивление спокойно. Старик-волшебник погладил бороду и медленно-медленно выдохнул. Только прикрыл глаза и зажмурился — одним этим и выдал владевшие им чувства.
— Я мертв, вот как?
— Увы.
Немного помолчав, Мирддин подал голос.
— Это ничего не меняет, Марк. Тебе все равно нужно сделать это. Артус все равно должен погибнуть от руки Медраута. Душу Селли все равно нужно отправить в ее тело, дабы она могла быть арестована.
— И конечно же, — вздохнул Марк, — я сам должен вернуться домой в то же мгновение, иначе она вернется раньше меня и улизнет, и что хуже того, убьет мое тело.
Мирддин улыбнулся.
— Что ж, мой Ромео, ты знаешь, как тут поступить.
Марк вздрогнул.
Убить Артуса — Селли, одно это казалось ему чудовищным, но совершить самоубийство — это в тысячу раз труднее, хотя он знал, что всего-навсего очнется в собственном теле. Он понимал это разумом. «Это, безусловно, в том случае, если я тоже там не умер — как Питер», — подумал он.
— Марк.., твой отец мечтает о том, чтобы в работе над этим проектом ты зарекомендовал себя с наилучшей стороны, чтобы ты сделал имя, верно?
«Отец!» — С какой стати Питеру понадобилось упоминать об отце Марка? Каждые две недели Марк бывал в родительском доме, где получал все радости пребывания в ежовых рукавицах. О да, если бы Марку не удалось стать светилом науки, папочка бы чрезвычайно огорчился.
«Мать — та меня только порола. А отец читал нотации о чести, достоинстве, уважении, послушании начальству».
— Слабость, — пробормотал он, отведя глаза и стараясь не смотреть на Мирддина. — Мой отец презирает слабость, нерешительность, колебания».
— Прими решение, Марк. Быстро прими. И не думай о том, верное оно или нет. Главное, что оно верно сейчас. Ты со мной или против меня, брат?
— Брат?
Мирддин воздел руки к потолку:
— Господь мой, неужто Сыну Вдовы не от кого ждать помощи?
Бланделл уставился в пол. Он то сжимал кулаки, то разжимал. «Отец. Брат. Королева. Отечество. Он знает, какие слова нужны, чтобы уговорить меня».
Наконец он отважился посмотреть Мирддину в глаза.
— Я сделаю это.., для всех вас.., но не для себя самого. Мирддин кивнул.
— Лишь бы сделал.
— К-когда? — «Боже, я не верю! Я — участник заговора с целью убийства!» — Жди моего приказа. Я сам скажу тебе, когда, Марк. А теперь тебе лучше уйти… Пусть я — Питер Смит, молодой и бодрый агент СВВ, но я живу в теле старика Мирддина, придворного волшебника. Мне надо выспаться как следует. — Мирддин положил руку на плечо Марка и развернул его к двери. — Спи крепко, — пожелал он физику на прощание. — Приятных сновидений.
— Постараюсь, — прошептал Марк, когда за ним закрылась дверь.
Корс Кант брел в темноте, впереди — все словно в густом тумане. Он слышал только звук собственных шагов. Луна скрылась за тучами, громада дворца мрачно чернела. Холодные камни тянулись к ногам юноши подобно костям скелетов из могил. Бард понуро шагал между гробниц.
Неожиданно он поскользнулся, чуть не упал. Прямо перед ним встал уродливый острый высокий камень.
Но в то же мгновение чья-то сильная рука обхватила его, остановила, не дав упасть и удариться о камень. Неожиданный спаситель помог Корсу Канту выпрямиться. Юноша стоял, покачиваясь, все еще не вполне придя в себя после жуткой сцены в покоях Ланселота.
— Ты чуть было не сбил меня с ног, пьяный дурень с бараньими мозгами, — проворчал король Лири — и оскалился, показав зубы.
— Государь, — промямлил бард и неуклюже, но все же учтиво склонил голову. Все-таки этому эйрскому грубияну не следовало потешаться над бедами Корса Канта, хоть он и был королем Изумрудного острова.
— Шляешься пьяный по ночам невесть где. Чуть башку не раскроил ведь. Я тебе жизнь спас. Теперь можешь что-нибудь сочинить про это. Какие-нибудь вирши.
— Вирши?
Выговор Лири смутил Корса Канта.
— Ну, вирши.., песню. Ты ведь это можешь?
— Благодарю, всенепременно, — отозвался Корс Кант со всем достоинством, на какое только был способен.
Юноша смущенно смотрел на монарха. Лири был не слишком высокого роста и не очень грузен. Он не обладал ни спокойной властностью Артуса, ни царственной осанкой Меровия. Он не был и великим воином вроде Ланселота, не мог похвастаться необычайной ученостью Мирддина и предприимчивостью Кея (поговаривали, будто Лири, будучи верховным друидом Эйра, распорядился отмечать приход весны принесением в жертву беременных быков и петушиных яиц, и не желал отступать от этой традиции даже теперь, когда религия, привнесенная Патриком, распространилась по острову).