Увидел, коснулся, почувствовал жар, биение. «Гляди, как чаша глубока! А ты не сделал ни глотка! Не зря она тебе дана, скорее пей ее — до дна!» — пищали шибболы, прижавшись к барду с двух сторон. Их голоса и прикосновения прогоняли страх, вселяли уверенность и радость.
«Шагай смелей, ты видишь свет! Конца у посвященья нет!» — Пойдем со мной, — сказал король Лири. — Пора тебе стать истинным членом Братства. Должен сказать, ты быстро продвигаешься. Не всем удается так скоро достичь права взойти на новую ступень.
Лири протянул руку. Корс Кант сжал ее. Они, словно собратья по видению, прошли под величественной аркой Каэр Камланна, пересекли дворик за триклинием, где стояла зеленая сосна — островок жизни посреди моря смерти. Они вошли в Старые Палаты, что стояли здесь еще в те времена, когда божественный Юлий послал в Придейн свои первые легионы. Лири подвел Корса Канта Эвина к полуразрушенной лестнице, что вела в кладовую, где хранились запасы вина.
Еще мгновение — и сильные руки обхватили барда и завязали ему глаза. Корс Кант, не сопротивляясь, дал уложить себя на пол. «Пусть будет, что будет, — думал он, — но я хочу остаться самим собой. Так и будет, потому что иначе быть не может».
Он вдруг услышал знакомый голос вышивальщицы:
— И не смей называть меня больше госпожой, мальчишка!
Корс Кант рассмеялся, а невидимые руки сорвали с него правую сандалию и обнажили правое плечо.
Питер опустился на скамью, стоявшую около стола — низкого, словно столики в японском ресторане. Dux BeIIorum он слушал вполуха.
В основном он занимался тем, что пытался усмирить разбушевавшегося Зверя, то бишь Ланселота.
Ланселот пробуждался четырежды за время после возвращения из Харлека. С тех пор, как Питер оказался в артуровских временах, Ланселот окреп и брал власть над сознанием Питера с пугающей уверенностью. «Что со мной случилось? — гадал Питер. — Что стряслось? Неужели я теряю мою душу?» Он решил, что должен как можно скорее завершить задуманное, в надежде на то, что к тому времени, когда Ланселот окончательно овладеет собственным телом, Смит уже вернется обратно, в лабораторию Уиллса.
«Селли. Я должен думать только о треклятой Селли Корвин. Надо забыть о всяких там сражениях, об Артусе, о мальчишке и его принцессе! Селли…» Dux Bellorum продолжал свою речь, и к его спокойному, гипнотически завораживающему голосу невозможно было не прислушаться.
— Империя не похожа на белые утесы южных краев. Она не стоит одиноко, сама по себе, открытая всем ветрам.
Нет, империя напоминает величественный дворец. Ее возводят люди, ее надо укреплять и поддерживать, иначе она падет с громоподобным шумом и развалится — останутся только камни и куски дерева.
Кей, сенешаль Каэр Камланна, скажи, что крепит мою империю?
— Да? — Кей часто заморгал. Он явно не был готов к вопросу. — Милосердное правление.
Артус насмешливо улыбнулся.
— Ланселот?
А вот Питер к вопросу приготовился.
— Войско, государь. Меч и копье крепят твою империю.
— Ответ близок к истине, друг мой, но позволь я задам тот же вопрос твоему соотечественнику.
Король Меровий не пошевелился и даже не оторвал взгляда от собственных рук, которые разглядывал с пристальным вниманием.
— Вера, — отозвался он.
— Rem acu tetigisti «Букв.: „коснулся иглой“ (лат.) — попал в точку. Изречение Плавта.», — кивнул Артус. — Вот это верно сказано, государь.
— Вера, рыцари мои. Вера держит легионера рядом с его центурионом, горожанина — с сенатом, даже раба — рядом с хозяином. Кей! Я приказываю тебе немедленно отсечь мне голову!
Кей выпучил глаза, нахмурился, едва заметно усмехнулся. Он и не подумал потянуться за оружием.
— Вот видите, друзья мои! — воскликнул Dux Bellorum. — Я не пользуюсь волшебством, я не вкладываю его в мои слова. Любой приказ, какой бы я ни произнес, заставляет вас подумать, и только потом принять решение. Как поступить — послушаться мудреца или пропустить мимо ушей болтовню старого болтуна?
Поймите.., нет ни королей, ни принцев — нет никаких правителей. Всякий человек сам себе король, он сам для себя решает, когда повиноваться, а когда взбунтоваться. Итак: моя империя, как любая империя, крепка верой — верой людей, от принца до раба, в справедливость, правду, в неограниченную силу правителя, в его способность защитить свой народ и принести ему процветание.
Полководцы, принцы и рыцари, сидевшие вокруг стола, смотрели на Артуса непонимающе и, похоже, не задумывались над тем философским смыслом, который Артус вкладывал в свои речи. Однако голос владыки они были способны слушать часами. Голос его ласкал слух, словно руки куртизанки — тело.
Даже Питер расслабился, хотя понимал, что в конце концов Артус должен заговорить о Харлеке и необходимости освободительной войны. Только Меровий улыбался, но молчал, руку не поднимал, слова не просил.
— Эта вера поколебалась, — объявил Dux Bellorum.
— Не может этого быть! — воскликнул Бедивир, по обыкновению не возлежавший на скамье, а сидевший.
Артус заговорил громче, выплеснул в голосе переполнявший его гнев:
— Долго ли ждать, пока каждый варвар к северу от Лондиниума услышит о захвате Харлека и об измене Горманта? Римские легионы ушли из Британии, так долго ли пришлось ждать, пока Аларих и вестготы захватят Рим? Прошло всего три года. Теперь Галлии угрожает гунн Аттила, а Флавий Пласидий Валентиниан только потрясает кулаками и молит папу Льва дать ему войско.
Артус опустил руки на стол.
— Мы не можем позволить себе поражений, мы не можем лишиться ни одной провинции, ибо если мы позволим это, тогда все саксы, юты, гунны и прочие варвары, имеющие по две ноги и боевые топоры, пронесутся над нами, словно туча саранчи.., ибо тогда народ — и воины, и горожане, утратят веру в Pax Britannicus.
А без веры, соратники мои, мои приказы — всего лишь бормотание дряхлого законника.
Артус спустился на скамью, поднял руку и осенил крестом собравшихся. Питер вздрогнул. Такого проявления богохульства он не ожидал от Dux Bellorum. Разве он имеет право благословлять? Ведь он не священник! Но с другой стороны, так ли уж богохульно было поведение Артуса?
Рукоположен Артус или нет, но по сути — разве он не был отцом-исповедником для всех здесь присутствующих?
— Восстановите мою империю, — сказал Артус. — Верните мне Харлек, дети мои. Я возьму четыре легиона и лично возглавлю поход. Легионами Орла и Дракона я буду командовать сам. Кей и Ланселот — своими легионами. Ланселот, безусловно, будет главнокомандующим. А теперь, Кей, расскажи о том, как ты собираешься снабдить войско на походе всем необходимым.
Сенешаль принялся перечислять затраты на провиант и прочие нужные вещи. Питер лихорадочно соображал. Что бы ни задумала Селли, она почти наверняка нанесет удар во время этой военной акции. Состояние войны — прекрасное прикрытие для всего, что бы там ни таилось в глубинах ее черного сердца.