— Когда снимаетесь?
Корсар почти вздрагивает от неожиданности. Очнись, болван, одергивает он себя.
— Пока еще не знаю. Скоро, должно быть. Как только получим приказ.
Они незаметно дошли уже до площади Посос-де-ла-Ньеве. Налево тянется Аламеда, обсаженная высокими пальмами и по-зимнему голыми кустами, которые в три параллельных ряда тянутся вдоль стены до колоколен церкви Кармен и охристых очертаний бастиона Канделария, наподобие корабельного форштевня врезающегося в пепельно-серое море.
— Ну что ж поделать… — говорит Лолита Пальма. — Боюсь, мы не сможем воспрепятствовать этому. В любом случае я сама займусь обеспечением гарантий… Известно, каково это — иметь дело с военным флотом. Дон Кайетано Вальдес — человек в общении не слишком приятный, но здравомыслящий. Я давно его знаю. Он — первый кандидат на должность губернатора и капитан-генерала Кадиса, если подтвердится, что Вильявисенсио в самом деле войдет в состав нового Регентства. Об этом объявят после Рождества.
Они остановились у стены, возле первых деревьев и каменных скамеек Аламеды. Отсюда хорошо видно, как чуть заметно колышется свинцовое холодное пространство бухты. Ни малейшее дуновение не ерошит ее поверхность, у одного берега тонущую в туманной дымке, а у другого, дальнего, — в низко нависших тучах, скрывающих Роту и Эль-Пуэрто-де-Санта-Мария. Руками в перчатках Лолита опирается на эбеновую, отделанную перламутром рукоятку своего черного зонтика.
— Я так поняла, что вы были в Альхесирасе во время эвакуации?
— Был.
— Расскажите, что видели. Мы ведь знаем лишь то, о чем писали газеты на прошлой неделе: беззаветный героизм наших солдат… огромный урон, нанесенный противнику… И тому прочее.
— Да особенно-то нечего рассказывать. Мы стояли на рейде Гибралтара, оформляя захват португальской фелюги, как вдруг начался сильнейший обстрел, и люди бросились спасаться на Исла-Верде и на корабли. Меня попросили помочь, и я помог в меру сил… Надо было глядеть в оба — прибрежные воды там очень грязные… И так вот несколько дней кряду возили беженцев и военных в Ла-Линею. За этим нас и застали французы, когда вошли в город и принялись бить по нам с высот Матагорды и с башни Вильявьехи.
Он говорит скупо и как бы через силу, не упоминая о том, как испуганные женщины и дети без еды и крова дрожали от холода под дождем и ветром, ночуя на камнях острова или на голой палубе. Как последние солдаты и ополченцы-геррильеры, разнеся топорами мостик через реку Мьель и прикрыв всеобщую эвакуацию, бежали потом по берегу, а французские стрелки выцеливали их, как зайцев. Как один сапер — Пепе Лобо видел это в трубу — вдруг вернулся под огнем подобрать раненого товарища, но, не успев добраться до последней шлюпки, попал к французам в плен.
У них за спиной колокол с церкви Святого Франциска отбивает удар. Один-единственный. Кучера, горожане, удившие рыбу со стены, и прохожие торопятся укрыться, жмутся к фасадам домов.
— Вспышка на батарее, — со странным спокойствием говорит женщина.
Капитан смотрит в сторону Трокадеро, хотя эта часть побережья закрыта домами.
— Через пятнадцать секунд прилетит бомба, — добавляет она.
Стоит неподвижно, глядя в серое море. Корсар замечает, что ее руки, прежде покойно лежавшие на рукояти зонта, теперь крепче стискивают его: их как будто сводит едва заметной судорогой. Инстинктивно капитан делает шаг вперед, будто хочет заслонить ее, стать на воображаемой траектории бомбы. Довольно нелепое движение, если подумать. Французские бомбы могут упасть где угодно. Могут и сюда.
Лолита Пальма оборачивается к нему с любопытством. Или это ему так кажется. На губах чуть различима смутная улыбка. Благодарная? Или просто задумчивая? Так, молча разглядывая друг друга, они стоят рядом и близко. Быть может, слишком близко, говорит себе Лобо, подавляя желание отстраниться. Ибо так получится еще более неловко.
За домами — глухой грохот. Далеко. Где-то возле таможни.
— Не наша, — говорит она.
Теперь она улыбается открыто и почти нежно. Как в тот день, когда они говорили о драконовом дереве. И Пепе Лобо снова восхищается ее хладнокровием.
— А знаете, кто звонит на колокольне, когда французы открывают огонь?
Нет, отвечает корсар, и Лолита рассказывает. Это взял на себя послушник из монастыря. Английский посол, увидев с балкона своего дома, как юноша, не переставая раскачивать язык колокола, тычет кукиши в сторону французских позиций, захотел познакомиться с ним и одарил золотой монетой. Капитану еще предстоит услышать, какие куплеты распевают сейчас под гитару по тавернам и харчевням. Война здешнему народу нипочем.
— Однако не все так мило у нас в Кадисе, — завершает она. — Ходят слухи, что кто-то убивает женщин.
— Убивает?
— Да. И как-то очень зверски.
И Лолита рассказывает ему все, что знает. А знает она не много. Газеты помалкивают об этих происшествиях — наверно, чтобы не сеять панику. Однако ходят и множатся настойчивые слухи о похищенных и насмерть засеченных девушках. О двух по крайней мере. И неудивительно — город переполнен приезжими и солдатней. Теперь не многие решаются по вечерам выходить из дому.
Пепе Лобо гадливо морщится:
— Иногда мне делается стыдно за то, что я мужчина.
Эти слова сказались будто сами собой. И словно бы для того, чтобы заполнить паузу после рассказа Лолиты. Но он догадывается, что она смотрит на него с любопытством:
— Не думаю, что вы должны стыдиться.
Они смотрят друг другу в глаза долго и пристально — капитану кажется, что слишком долго и чересчур пристально.
Снова повисает молчание. Предвестием скорого и неминуемого ливня скатываются по лицу женщины первые разрозненные капли. Однако она не обращает на это внимания и не открывает зонтик — стоит неподвижно у выступа стены, за которой простерлось хмурое серое море. Надо предложить ей где-нибудь укрыться, думает корсар. Но не произносит ни слова и не трогается с места. На самом деле надо что-нибудь сказать или сделать, чтобы нарушить это неловкое молчание. Но ничего из того, что можно, не совпадает с тем, что ему хочется.
— Купили что-нибудь любопытное? — наконец спрашивает он, только чтобы что-нибудь сказать.
Она поднимает на него растерянный взгляд. Непонимающий. О чем он? Лобо улыбается. Слабо и вымученно.
— Я имею в виду — в книжной лавке… Там, на площади.
Капельки воды чаще искрятся на лице Лолиты Пальмы. У нее за спиной серое море рябит мириадами брызг, и налетевший со стороны моря ветер завивает их в крошечные водяные смерчи.
— Нам бы надо… — начинает моряк.
— О-о, да, множество всякого, — невпопад отвечает она, отводя глаза. — «Растительный мир Испании» дона Жозефа Кера… Полный комплект, все шесть томов… Прекрасной сохранности.
— А-а.