На первой строчке было написано: «Он убийца».
По мере того, как Рикс вчитывался, Нора Сент-Клер-Эшер начинала говорить с ним через десятилетия. Ее слова разжигали его воображение, они преодолевали время и пространство, и внезапно он оказался на приеме по случаю Дня Независимости, устроенном в Эшерленде почти за тридцать лет до его рождения.
Тысячи японских фонариков мигали всеми цветами радуги на деревьях Эшерленда. На берегу озера для гостей Эрика Эшера были поставлены длинные столы, покрытые белыми ирландскими скатертями. Более шестисот человек пришло полакомиться жареной свининой, толстыми ломтями чикагской говядины, новоанглийскими омарами, телятиной, бараниной и мороженными устрицами, привезенных из Флориды. На столах также стояли маринованные перепелиные яйца, салаты с фазаньими языками, дымящиеся утки по-китайски и королевские крабы с Аляски размером с колесо от «Роллс-Ройса». Воткнутые в землю горящие факелы освещали происходящее. Вокруг сновала целая армия официантов в красных визитках и разливала шампанское в прозрачные бокалы. На белой сцене, украшенной американскими флагами, духовой оркестр играл марш. В лесу трещали цикады, и то и дело доносилось рычание льва или какого-нибудь другого хищника из личного зоопарка Эрика.
Рядом с каждой тарелкой стояли маленькие американские флажки. Гости были одеты так, как им было предписано в написанных золотыми буквами приглашениях. Все, начиная от дипломата из Вашингтона и заканчивая президентом Эшвилльского банка, были в красном, белом и голубом.
Сидящий во главе самого длинного стола Эрик Эшер неожиданно поднялся. Широкоплечий и неуклюжий, он был одет в ярко-красный костюм, белый галстук и голубую рубашку, на стеклах его очков поблескивали огоньки факелов. Он поднес мегафон к губам.
– Тост! – проревел он и поднял бокал шампанского.
Духовой оркестр смолк на середине мелодии. Шесть сотен человек перестали жевать и разговаривать и обратили к нему свои лица. Официанты в суете наталкивались друг на друга, пытаясь заполнить все поднятые бокалы. Пробки вылетали, как петарды.
– Ну? – прокричал Эрик в мегафон. – Встать, черт подери!
Гости поднялись, как перед президентом Соединенных Штатов, чей помощник сидел рядом с потрясенной Норой Эшер. Нора была в белом платье, голубых печатках, а в волосах у нее была красная лента. Поднявшись, Нора заметила пьяный блеск в глазах мужа. Вероятно, он выпил слишком много шампанского. Если этот прием будет похож на другие приемы, которые устраивал Эрик, то он может затянуться на несколько дней, пока гости не начнут ползать по земле и голыми купаться в фонтанах. Она подняла свой бокал вместе со всеми. Напротив нее рыгал Гарри Сандерсон, табачный магнат средних лет из Винстон-Салема.
– За Четвертое июля, – проревел Эрик, – и за те принципы, на которых стоит великая нация! Пусть наш флаг всегда развевается над этой страной, где каждый человек может засучить рукава и стать миллионером! – За его спиной и ровной поверхностью озера сверкала Лоджия. Это было величественное зрелище, но Эрик все заставлял рабочих продолжать строительство. В темноте, там, где была гора Бриатоп, сквозь деревья виднелось несколько огоньков.
– Мой пра-пра-дедушка приехал сюда из Уэльса с карманами, набитыми лишь угольной пылью! – сказал Эрик. – Но у него была идея. Он изобрел ружье, которое выбило краснокожих из Канзас-сити и догнало их до Канады, и этот сукин сын, не жалея себя, работал! Самозарядная винтовка Эшера открыла для этой страны новые рубежи, без нее мы сейчас вполне бы могли есть бобовый суп вместо ростбифа, и в карманах у нас вместо серебряных долларов гулял бы ветер!
Раздался смех. В конце стола молодая шлюшка, приехавшая вместе с пожилым и богатым торговцем порохом, хихикала как гиена.
Нора не пила спиртного. Вкус алкоголя был ей неприятен, и поэтому в ее бокале была просто вода со льдом. Вокруг, как голубой туман, клубился дым от сигар, который ее раздражал. За плечом Эрика она неожиданно увидела силуэт, двигающийся вдоль стеклянных стен купола самой высокой крыши Лоджии. За два года, в течение которых она была женой Эшера, отец Эрика, Лудлоу, практически превратился в затворника. Она редко видела его, и он никогда с ней не говорил. Большую часть времени он проводил в этом стеклянном куполе, но иногда по ночам Нора слышала, как он проходит по коридору мимо ее спальни. Она узнавала его по стуку трости по деревянному полу.
Внезапно Эрик опустил бокал, схватил Нору за руку и притянул к себе. Она споткнулась, залив водой все платье. От него пахло лошадьми, на которых он целыми днями скакал по поместью.
– И я хочу сделать заявление! – сказал он. – Я скоро стану отцом! – Раздались теплые аплодисменты и крики «браво!». Эрик похлопал Нору по животу, и она почувствовала, как вспыхнуло ее лицо. – Доктор сказал, что я стану отцом в феврале или марте! Так выпьем же за будущее и за всех Эшеров, которые еще не родились. Теперь все могут пить!
Нора вырвалась от него и села. Она собиралась сказать об этом в кругу близких друзей и думала, что Эрик не станет вмешиваться в ее планы. Она знала, что завтра это появится в эшвилльской газете. Она поймала взгляд миссис Ван Досс, которая наблюдала за ней с холодной улыбкой на лисьем лице. Напротив нее Гарри Сандерсон раскурил очередную семидюймовую гаванскую сигару и потребовал еще шампанского.
Фейерверк начался с оглушительного раската, который эхом прокатился вдоль озера и отразился от стен Лоджии. Небо расцветили буйные краски, там зажглись красные ракеты, голубые осветительные снаряды и золотые кольца. Это представление, стоившее Эрику более шестидесяти тысяч долларов, продолжалось более получаса. Когда оно завершилось и последний пепел зашипел в озере, нервы у Норы представляли собой дрожащий комок. Эрик весело улыбался. Нора видела, что огни уходили к стеклянному куполу.
После того, как аплодисменты утихли и Нора заставила себя вступить в разговор с пожилой светской львицей из Эшвилла по имени Далила Хьюкэби, Сандерсон закричал:
– Прекрасное представление, Эрик! Чертовски хорошее! Я бы сам лучше не сделал! – Его голубой галстук съехал, а глаза покраснели. Жена пыталась его сдерживать, но без особого успеха.
– Ты же знаешь Эшеров, Гарри, – ответил Эрик, разрезая кусок мяса в своей тарелке. – Мы всегда веселимся с помпой.
– Эрик, сколько тебе выделил папа на это шоу?
Эрик поднял глаза. Его лоснящийся рот растянулся в тонкой улыбке, глаза были как куски гранита.
– Тебе не кажется, Гарри, что ты слегка перепил?
– Как бы не так, парень! Слушай, я был на приеме по случаю сорокалетия твоего отца, здесь же, в Эшерленде. Вот тогда был прием! Старому ублюдку пришлось выложить на фейерверк сотню тысяч зеленых! А сколько он дал тебе на твой фейерверк?
Сандерсон нащупал больное место, и он это знал. Эрик Эшер был все еще на содержании своего отца. Хотя здоровье Лудлоу пошатнулось, казну он крепко держал в своих руках, и Нора слышала, как Эрик бесновался из-за того, что он считал жалкими подачками.