– Тише! – прошипел он.
Повисла тишина. Затем Нора услышала, как бутылки шерри стукнулись друг о друга. Через несколько секунд она почувствовала, что ее стул вибрирует. Вибрация прошла вверх по ее телу до самой макушки. Деревянный пол заскрипел и застонал. Часы, стоявшие повсюду в этой странной комнате, нестройно звякнули. Затем, так же внезапно, вибрация прекратилась.
– Этот дурак пытается притягивать молнии шпилями на крыше, – хрипло сказал Лудлоу. – Вы почувствовали? Дрожь? Теперь она кончилась, но я полагаю, множество кухонной посуды и несколько окон разбиты. Вот придурок! Он не понимает, что играет с огнем!
Он безумен, подумала Нора. Речи Лудлоу напоминали бред сумасшедшего.
– В вашей руке пистолет. Зачем он вам? Я думал, что вы ненавидите оружие.
– Кто-то положил его в колыбель Уолена. – Нора снова рассердилась. – Эрик знает, что я думаю насчет того, чтобы показывать оружие моему сыну, и я не собираюсь с этим мириться.
– Мне жаль вашего сына, – сказал Лудлоу. – Я знаю, что Эрик хочет нового ребенка. Он хочет плодить детей как чистокровных лошадей. Сопротивляйтесь ему, Нора. Ради вашего собственного благополучия, сопротивляйтесь.
– Почему?
– Почему? Почему? Почему? – грубо передразнил он. – Потому что я вам говорю! Слушайте меня хорошенько. Если у вас будет двое детей, один из них умрет. Если трое, погибнут двое. В конце концов лишь один избежит расправы. – От этого слова Нора вздрогнула. – И этот один, – прошептал Лудлоу, – унаследует ворота в ад. Избавьте себя от горя, Нора. Откажитесь носить нового ребенка.
– Вы… Вы не в своем уме! – запротестовала Нора. Темнота сжималась вокруг нее, поглощала ее, душила. Она чувствовала запах гниения, исходящий от Лудлоу, похожий на запах сырой зеленой плесени.
– Уезжайте из Эшерленда, – сказал он. – Не спрашивайте почему. Уезжайте сегодня. Сию минуту. Забудьте Уолена. Вы ничего не сможете для него сделать. Вы не заслуживаете, чтобы вас затянуло в ад.
Нора встала с кресла, ее лицо пылало от гнева. Она ударилась бедром о стол, отступила и задела еще что-то из мебели.
– Бегите, Нора. Бегите без оглядки… О, этот стук!
Ей стало ясно, что Эрик держит отца в этой комнате потому, что тот сошел с ума. Она на ощупь пошла к двери, наткнулась на стол и задела его ногой. Бутылки упали. Добравшись до двери, она принялась нашаривать замок, но никак не могла его найти. Ей показалось, что он подходит к ней сзади, и она закричала в темноту:
– Не подходите ко мне! Не прикасайтесь, черт вас подери!
Но Лудлоу оставался на другом конце комнаты. Он тихо, с болью вздохнул.
– Я не хотел вам говорить, – сказал он, и его голос стал почти нежным, – но я скажу. Это может спасти ваш разум и, возможно, душу. Видит Бог, мне нужно сделать хоть одно хорошее дело.
– Выпустите меня отсюда! – Нора все шарила в поисках замка.
– Эрик вас не любит, – сказал старик. – И никогда не любил. Ему нужна жена, чтобы плодить детей, будущих Эшеров. Вы прибыли сюда, в соответствии с соглашением, не одна, Нора, а с некоторым дополнением. Эрик всегда увлекался скачками. У конюшен вашего отца отличная репутация. Эрик и ваш отец заключили контракт, Нора. Он купил вас, Нора, вместе с четверкой лошадей, которые нужны ему для выведения победителя в дерби Кентукки. Ваш отец получил три миллиона долларов в день свадьбы и получит сверх этого по миллиону за каждого ребенка, которого вы родите Эрику.
Рука Норы замерла на замке.
– Нет, – сказала она. Она вспомнила слова отца: «Останься с ним, не упускай свой шанс». Даже когда он узнал, что она несчастлива, он изо всех сил понуждал ее оставаться с Эриком Эшером. – Зачем?
– Я подписал чек и направил его в конюшни Сент-Клер, – раздался голос из темноты. – Вы для Эрика просто мясо. Тело для размножения. Когда вы перестанете быть ему полезной, он отошлет вас пастись в одиночестве. Верьте мне, Нора. Умоляю вас, бегите из Эшерленда!
– Это мой дом, – храбро сказала она, хотя слезы застилали ее глаза. – Я жена Эрика Эшера.
– Вы его кобыла, – ответил Лудлоу. – И не верьте ни на секунду, что хоть один дюйм Эшерленда будет когда-либо принадлежать вам.
Она отперла дверь и рывком раскрыла ее настежь. Сумрачный свет ослепил ее. Она обернулась, чтобы посмотреть на Лудлоу Эшера.
Он был истощен до крайности и походил на скелет, одетый в черный костюм в полоску и серый широкий галстук. Его желтовато-белое лицо было все покрыто чем-то вроде струпьев. Жидкие седые волосы падали на плечи, но на макушке была лысина. В правом кулаке была зажата трость Эшеров. Пристально глядя на хозяина Эшерленда, Нора испытывала странное чувство жалости, несмотря на то, что увиденное потрясло ее. Его глубоко посаженные глаза были направлены на Нору, и в них, как в жерле доменной печи, горело красное пламя.
– Ради Бога, – сказал он, и в его горле булькнула мокрота, – бегите из Эшерленда!
Нора уронила игрушечный пистолетик и побежала. Она чуть не свалилась с коварных ступенек, затем побежала по коридорам и спустилась по первой попавшейся лестнице. Примерно через двадцать минут она наткнулась на пару сплетничающих горничных.
Этим вечером за ужином Нора сидела за длинным столом и наблюдала, как Эрик поглощал тушеную говядину. На его пиджак и рубашку летели брызги. Он позвонил и потребовал следующее блюдо и бутылку каберне.
За десертом – ежевика в сахаре – Эрик прервал пиршество, чтобы сказать ей, что его новый жеребец, с которым он сейчас работает, прекрасный гнедой по имени Король Юга, уже показывает скорость и уверенность победителя дерби Кентукки. Король Юга, напомнил он, был произведен от Рыжего Донована, одного из жеребцов, подаренных ее отцом на свадьбу. Эрик слизнул соус, прилипший к его усам, налил себе вина и провозгласил, что кубок дерби 1922 года будет стоять в конюшне Эшеров.
К Норе подошел слуга с серебряным подносом. Предмет, лежащий на нем, был покрыт белым шелковым платком. Он поставил поднос перед ней и удалился без объяснений.
– Что там? – спросил Эрик. – Что тебе принес Фостер?
Нора приподняла уголок платка. На подносе лежал игрушечный пистолет, который она обронила в комнате Лудлоу. Под ним лежал свернутый листок бумаги. Она отодвинула пистолет в сторону, взяла листок и развернула его.
Это был погашенный банковский перевод на три миллиона долларов, датированный вторым марта 1917 года. Под ним стояла угловатая подпись Лудлоу Эшера. Получателем были конюшни Сент-Клер.
– Что там, черт возьми? Не смей таить от меня секреты!
Зажав чек в кулаке, Нора взяла игрушечный пистолетик и пустила его изо всех сил по длинному столу. Он, вертясь и сверкая в свете великолепных канделябров, заскользил к Эрику и, пройдя футов тридцать, стукнулся о его тарелку.