— Как ты мне рассказывала, — продолжал он, остановив лебедку и закрепив шкот, — ветер был посильнее, чем сейчас. Сейчас у нас ветер шестнадцать узлов, что означает четыре балла по шкале Бофора…
А у них, вероятно, было узлов двадцать или чуть больше, то есть пять или шесть баллов. Разумеется, они шли быстро, фордевинд, и быстрее, чем мы сейчас, слегка накренившись на штирборт.
— Что они делали?
— Спали, наверное, совсем немного, особенно два твоих иезуита. Разумеется, все пристально следили за преследователем, хотя вряд ли могли его различить в темноте. Если в это время светила луна, с юта они могли иногда видеть его паруса… Оба шли без огней, чтобы не выдавать свое местоположение. Вахтенные стояли у мачт, подремывая или поглядывая назад, в ожидании, что им прикажут подниматься по вантам… Остальные — возле орудий: их предупредили о возможном нападении корсара. Капитан — все время на мостике, смотрит не отрываясь назад, прислушивается к тому, как трещат мачты, как полощут паруса… Рулевой — на руле, держит курс… В ту ночь, конечно, на руле был лучший рулевой.
— А юнга?
— Где-то возле капитана и шкипера, в ожидании приказаний. Записывает в вахтенный журнал все, время, лавировку… Это ведь был еще мальчик?
— Пятнадцать лет.
Кой услышал нотку жалости в ее голосе. Она чуть не сказала: совсем еще ребенок. А он подумал, что, во всяком случае, паренек остался в живых, и, быть может, именно для того, чтобы рассказать о гибели «Деи Глории».
— В те времена в море уходили в десять — двенадцать лет, обучение ремеслу начиналось рано. Он, наверное, был в восторге от приключения. В таком возрасте страха еще толком не чувствуют. А этот был уже ветеран — два-то раза он уж точно пересек Атлантику.
— Умница он был — очень точно все описал. Только благодаря ему мы и сумели, хотя бы приблизительно, восстановить ход событий. И благодаря тебе.
Кой поморщился.
— Я могу только представить себе, как происходило то, о чем ты рассказываешь.
Розовые отсветы из люка по-прежнему падали на лицо Танжер. Она так жадно слушала его объяснения, с таким вниманием, какого к своей персоне он на берегу ни разу не ощущал.
— А что было на шебеке?
Кой постарался вообразить, что происходило на борту корсарского судна. Пираты-профессионалы за работой.
— При таком ветре и при таком курсе, — строил он предположения, — они, наверное, имели немалое преимущество благодаря огромному косому фоку, поставленному на фок-мачте. Шебека — средиземноморский корабль, специально сконструированный для переменных ветров и почти полного штиля.
В такую ночь они, несомненно, развили большую скорость. Они могли поднять и марсель, и брамсель на грот-мачте. Я думаю, они старались идти ближе к берегу, чем «Деи Глория», чтобы перекрыть ей возможность укрыться в Агиласе, когда на рассвете ветер переменится.
— На бригантине это, наверное, вызывало тревогу.
— Разумеется, а как же иначе?
Он посмотрел на еще более черную, чем ночь вокруг, линию берега, огонь маяка на мысе Гата уже скрылся из виду. Впереди, за темным мысом, начинала открываться ярко освещенная бухта Сан-Хосе.
Имея эти два пеленга, он мысленно прокладывал курс на воображаемой карте. Он видел, как матросы «Деи Глории» карабкаются на мачты, берут или отдают рифы в зависимости от ветра и маневров, как они хватают онемевшими пальцами жесткую парусину, навалившись животом на реи, а под ногами, упирающимися в ванты, — пустота.
— Думаю, что так примерно и было, — закончил он. — Капитан Элескано всю ночь, конечно, надеялся, что оторвется от преследования. Наверняка он маневрировал, стараясь в темноте ускользнуть от шебеки, но этот, как его, Слайн тоже знал все возможные уловки. Когда рассвело, команда «Деи Глории» упала духом, увидев, как сокращается расстояние между ними и «Черги», которая по-прежнему отрезала их от берега… Шкипер делал свои вычисления, и тогда-то капитан бригантины принял отчаянное решение — ставить брамсели. Стеньга сломалась, и корсар неумолимо приближался.
Когда Кой сказал «неумолимо приближался», он заметил, что огонь прямо по курсу, который иногда скрывал фок, стал вроде бы ближе, а пеленг не изменился. Он схватил штайнеровский бинокль и по наветренному борту, придерживаясь за штаги, поднялся на полубак, туда, где рядом с брашпилем лежал якорь.
Огонь был странный, для простого рыбацкого судна — слишком большой, но и ни на что другое не похожий. Если бы это был большой теплоход, как можно было предположить по размеру этого огня, то где же красный сигнал на бакборте и зеленый на штирборте, или же оба, если он идет на них нос в нос? Ничего подобного он не видел, и все-таки, решил он, это непонятное судно слишком близко от них.
Ночами стоять у штурвала — мерзкое дело, сердито пробурчал он себе под нос, возвращаясь в кокпит. Танжер вопросительно взглянула на него.
— Надень спасательный жилет, — сказал Кой.
Что-то было не так, чутье моряка подавало тревожные сигналы. Он спустился вниз, активизировал радар, который находился в режиме ожидания, и на зеленом экране появилось черное эхо. Он снял показания радара и понял, что этот огромный и страшный предмет находится всего в двух милях и идет прямо на них.
— Пилото! — позвал он.
Он понятия не имел, какая надвигается на них громадина, но понимал, что столкновение произойдет вот-вот. Взбегая по трапу, он произвел в уме некоторые вычисления. По правилам плавания по водным путям Средиземного моря торговые корабли, следующие курсом на зюйд, должны держаться в пяти милях от берега. «Карпанта» шла примерно так же, значит, это могло быть судно, которое следует несколько ближе к берегу, чем диктуют правила.
Скорость его — около пятнадцати узлов, плюс пять узлов «Карпанты», что равняется двадцати милям в шестьдесят минут. Две мили оба корабля пройдут за шесть минут — ровно столько времени оставалось на маневры для обоих, иначе произойдет столкновение. Шесть минут. Или даже меньше.
— Что происходит?
— Есть проблемы.
Он отметил, что она надела самонадувной спасательный жилет с огнем поиска, который активируется от соприкосновения с водой. Он накинул свой, взял фонарь и по левому борту, попав в пятно света красного ходового огня, прошел на нос. Чужие, опасные огни придвинулись ближе, но ни малейших признаков изменения курса не было заметно. Кой зажег фонарь, начал подавать проблесковые сигналы, потом повторил те же действия, освещая огромный парус «Карпанты». Кто бы ни находился на мостике того корабля, он просто не мог не заметить его сигналов. Кой осветил циферблат своих часов. Без пяти двенадцать. Хуже не придумаешь. На мостике приближающегося судна вот-вот должна была смениться вахта. Положившись на радар, вахтенный офицер наверняка сидел за столом и вносил записи в судовой журнал перед сдачей вахты, а сменщик еще не пришел. А на руле, верно, был какой-нибудь сонный филиппинец, украинец или индиец и клевал носом, а то и вовсе отлучился в гальюн. Сволочи.