Как будто в доказательство того, что Франко ошибался, из снега у них под носом выскочил заяц с чуть сероватым мехом, рванул в сторону полузанесенных деревьев.
– Вон! – сказал Михаил.– Смотри!
– У меня глаза застыли.
Михаил остановился и обернулся к Франко.
– Ты, что, не собираешься превращаться? Его можно поймать, если превратишься.
– К черту! – Щеки у Франко пошли красными пятнами.– Слишком хо– лодно для превращения. Мои яички замерзнут, если уже не замерзли.
Он сунул туда руку и проверил.
– Если ты не превратишься, мы ничего не поймаем,– напомнил ему Михаил.– Трудно, однако, тебе будет поймать этого зайца, если…
– Ага, теперь ты мне приказываешь, да? – возмутился Франко.– Слушай меня, говнюк: ты вытянул самый короткий прут. Ты вот давай и превращайся, и лови что-нибудь для нас. Пора бы уже перестать быть обузой!
Эта фраза уязвила Михаила, потому что он знал, что в этом есть правда. Он пошел дальше, обняв себя руками для тепла, его сандалии скрипели по покрытому настом снегу.
– Ну, что же ты не превращаешься? – язвил Франко, источая злобу. Он пошел за мальчиком.– Что же ты не превращаешься, чтобы научиться догонять зайцев и выть на сволочную луну как маньяк?
Михаил не отвечал. Он не знал, что сказать в ответ. Он поискал глазами зайца, но тот скрылся в белизне. Он глянул назад на белый дворец, который, казалось, мерцал как далекий мираж; между небом и землей все было одного оттенка. Опять крупными хлопьями повалил снег, и если бы Михаил не чувствовал себя сейчас замерзшим, несчастным и никому не нужным, он бы подумал, какие эти хлопья красивые.
Франко в нескольких саженях от него остановился и стал дуть себе в ладони. Снежные хлопья сыпались на его волосы и ресницы.
– Может, Виктору нравится такая жизнь,– угрюмо сказал он,– и, может, Никите тоже, но кем они были до этого? Мой отец был богатым, и я был сыном богатого человека.– Он покачал головой, снег сыпался на его раскрасневшееся лицо.– Мы ехали в повозке навестить родителей от– ца. Нас застала пурга, очень похожая на вчерашнюю. Моя мать замерзла насмерть. А затем мой отец, мой младший брат и я нашли избушку, неда– леко отсюда. Ну, теперь ее уже нет: много лет назад она от снега об– валилась.– Франко поглядел вверх, ища солнце. И не нашел его.– Мой младший брат все плакал и плакал, а затем умер,– сказал он.– Под ко– нец он уже не мог даже открыть глаза – веки смерзлись. Мой отец знал, что нам там было не выжить. Чтобы выжить, нужно было найти деревню. Поэтому мы пешком тронулись в путь. Я помню… на нас обоих были ме– ховые шубы и дорогая обувь. На моей рубашке была монограмма. У отца – кашемировый шарф. Но ничего из этого нас не согревало, ничего, потому что в лицо дул пронизывающий воющий ветер. Мы нашли овраг, в котором не было ветра, и пытались разжечь костер, но хворост был покрыт льдом.– Он посмотрел на Михаила.– Ты знаешь, чем мы пытались разжечь огонь? Деньгами из отцовского бумажника. Они горели очень ярко, но тепла не давали. Чего бы мы только ни отдали за ведерко угля! Мой отец, сидя, замерз насмерть. Я стал в семнадцать лет сиротой и знал, что умру, если не найду хоть какой-то кров. И тогда я пошел, надев на себя обе шубы. Далеко я уйти не успел, на меня напали волки.– Он опять подул на руки и пошевелил пальцами.– Один из них укусил меня за руку. Я с такой силой ударил его по морде, что вышиб ему три зуба. Этот гад, его звали Иосиф, после этого повредился в уме. Они разорва– ли на куски моего отца и сожрали его. Они, наверно, сожрали точно так же и мать, и младшего брата. Я никогда не спрашивал.– Франко еще раз оглядел однообразное небо и стал смотреть, как падает снег.– Они взя– ли меня в стаю как производителя. Потому же, почему взяли и тебя.
– Производителя?
– Делать детей,– пояснил Франко.– Стае нужны волчата, иначе она вымрет. Но дети почему-то не выживают.– Он пожал плечами.– Может быть, Господь Бог знает, в конце концов, что делает.– Он глянул в сторону дерева, где скрылся заяц.– Послушаешь Виктора, так получает– ся, что наша жизнь благородна и мы должны гордиться тем, какие мы есть. Я не нахожу ничего благородного в том, чтобы иметь шерсть на заднице и обгладывать окровавленные кости. Будь проклята такая жизнь.– Он набрал слюны и плюнул на снег.– Ты давай, превращайся,– сказал он Михаилу.– Бегай на четырех лапах и писай на деревья. Бог родил меня человеком, и я не хочу быть другим.
Он повернул назад и поплелся к стенам белого дворца, что были в семидесяти аршинах от них.
– Погоди! – позвал Михаил.– Франко, погоди!
Но Франко не остановился. Он глянул на Михаила через плечо.
– Принеси нам хорошего сочного зайца,– ядовито сказал он.– Или, если тебе повезет, может, накопаешь нам жирных корешков. Я возвраща– юсь и постараюсь добыть…
Франко не закончил предложения, потому что в этот миг то, что казалось снежным бугорком в нескольких аршинах справа от него, разом рассыпалось и оказалось уже прыгнувшим огромным рыжим волком, который сомкнул челюсти на ноге Франко. Кости со звуком револьверного выстре– ла треснули, когда берсеркер свалил Франко с ног, а клыки его провели по телу красные полоски. Франко раскрыл рот, чтобы кричать, но оттуда вышел только хрип.
Михаил стоял ошеломленный, пытаясь лихорадочно сообразить. Бер– серкер либо лежал под снегом в ожидании, и просто выставил ноздри, чтобы подышать воздухом, либо он специально закопался под сугробом, чтобы подловить их. Времени подумать о том, что же случилось с Викто– ром и Никитой, не было; была только реальность, то, что берсеркер раздирал ногу Франко и на снег брызгала дымящаяся кровь.
Михаил хотел было криком позвать на помощь, но к тому времени, когда Рената с Олесей доберутся к ним – в том случае, если услышат его – Франко будет мертв. Берсеркер оставил размолоченную ногу Франко и вцепился челюстями Франко в плечо, пока тот отчаянно старался не дать клыкам добраться до горла. Лицо у Франко страшно побледнело, глаза от ужаса выкатились из орбит.
Михаил глянул вверх. В половине аршина над его головой была оле– деневшая ветка дерева. Он подпрыгнул, уцепился за ветку, и она слома– лась под его руками. Берсеркер не обратил на него никакого внимания, его зубы глубоко увязли в мышцах плеча Франко. И тогда Михаил рванул– ся вперед, уперся пятками в снег и вонзил острый конец ветки в один из серых глаз берсеркера. Палка выбила ему глаз, и волк отпустил пле– чо Франко с ревом боли и ярости. Пока берсеркер, осев назад, тряс го– ловой, стараясь прийти в себя от боли, Франко попытался отползти. Он одолел аршина полтора, потом его охватила судорога и он свалился без сознания, его нога и плечо были изувечены. Берсеркер тщетно щелкал по воздуху клыками, а его оставшийся глаз поймал Михаила Галатинова.
Что-то передавалось между ними: Михаил это почувствовал так же отчетливо, как биение сердца и толчки крови, струившейся по кровенос– ным сосудам. Может, это был обмен ненавистью или сила угрозы перво– бытного сознания; чем бы это ни было, Михаил понял, что оно предвеща– ет, и, как копье, крепко стиснул в руке острую палку, в то время как берсеркер метнулся к нему через снег.