— И все же, Огонь Жизни… Это и вправду лишь сказочный вымысел, — хором сказали Пес с Медведем.
Никтопапа от возмущения выпрямился во весь рост.
— Разве я похож на сказочный вымысел? — требовательно спросил он. — Скажем, на эльфа? Может, у меня за плечами трепещут прозрачные крылышки? Или я осыпан волшебной пыльцой? Уверяю вас, Огонь Жизни так же реален, как я, и только этот Огонь Негасимый может вам всем помочь. Он вернет Медведю человеческий облик, а Псу — человеческое достоинство, но он же прикончит меня. Лука! Юный убийца! Да у тебя только при одной мысли об этом глазенки загорелись! Потрясающе! Меня окружают душегубы! Ну, так чего мы ждем? Пора в путь-дорогу? Прямо отсюда! Тик-так! Время пошло!
В тот же миг Лука ощутил слабую щекотку в подошвах. Над горизонтом поднялось серебряное солнце, и все вокруг постепенно стало меняться, знакомое вроде бы, но какое-то не такое. Начать с того, что солнце вдруг стало серебряным. Почему? Почему краски сделались ярче, запахи — острее, шум — громче? Один вид конфет на лотке уличного разносчика подсказывал, что у них должен быть странный вкус. Странно и то, что Лука вообще видел этот лоток, который находился далеко, у перекрестка. Обычно неразличимый при взгляде от дома, теперь он почему-то оказался совсем рядом, полный конфет странного цвета и вкуса, над которыми самым странным образом странно жужжали странные мухи. Как это получалось? Лука недоумевал. Он вроде бы и шага не сделал, а уличный торговец спал под своим лотком, значит, лоток не мог сдвинуться с места. Как вообще передвинулся сюда перекресток? Точнее сказать, как Лука оказался возле перекрестка?
Все это следовало хорошенько обдумать. Он вспомнил золотое правило, которому научил его в школе преподаватель естествознания, господин Шерлок, который курил трубку, всегда носил с собой лупу и слишком тепло одевался: отбросьте все невозможное, и то, что останется, будет истиной, сколь бы невероятным оно ни казалось. Что же делать, размышлял Лука, если невозможное и есть тот самый остаток, то самое невероятное, которым все объясняется? И ответил себе, следуя золотому правилу господина Шерлока: следовательно, невозможное и есть истина. Невозможная истина в данном случае заключалась в том, что поскольку он не движется относительно мира, значит, мир движется относительно него. Он посмотрел себе под ноги, которые испытывали легкую щекотку. Вот она, истина! Земля двигалась под его босыми ногами, мягко касаясь подошв. И уличный торговец с его лотком остался уже далеко позади.
Он посмотрел на Пса с Медведем и увидел, что те словно бы очутились на льду без коньков, пошатываются и скользят на подвижной дороге, издавая удивленные, протестующие возгласы. Лука повернулся к Никтопапе.
— Это ваши трюки? — укоризненно спросил он.
— Что? Прости, что ты сказал? Что-нибудь не так? — Никтопапа посмотрел на него невинным взглядом и всплеснул руками. — Я подумал, что мы торопимся.
Хорошо ли, плохо ли, но Никтопапа вел себя точь-в-точь как Рашид Халифа. Он гримасничал, как Рашид, махал руками, смеялся и, даже прекрасно зная, что виноват, сохранял самую невинную мину, совсем как Рашид, когда тот ронял что-нибудь или готовил очередной сюрприз. У него был голос Рашида, его мягкое брюшко. Он даже потакал Луке, ему же во вред, абсолютно по-рашидовски. За всю свою недолгую жизнь Лука твердо усвоил, что в доме всем командует мама и ее следует побаиваться, тогда как Рашид, по правде говоря, излишне снисходителен. Неужели личность Рашида перетекла в этого будущего палача, Никтопапу? А вдруг именно поэтому жуткий анти-Рашид действительно пытается помочь Луке?
— А ну-ка, остановите всё! — приказал ему Лука. — Прежде чем отправиться куда-то с вами, надо прояснить положение дел.
Ему показалось, что он услышал, как вдалеке останавливается, лязгая и скрежеща, неведомый механизм. Ноги сразу же перестали ощущать щекотку, Пес с Медведем замерли на месте. Они уже удалились от дома на порядочное расстояние и теперь оказались, случайно или нет, на том самом месте, где Лука с Рашидом наблюдали печальную вереницу клеток с цирковыми животными. Город пробуждался. Из труб придорожных харчевен поднимался дым, там готовили крепкий утренний чай с молоком и сахаром. Кое-кто из ранних пташек-торговцев уже поднимал жалюзи на витринах, открывая ниши, заполненные тканями, продуктами и пилюлями. Мимо, зевая во весь рот и помахивая дубинкой, прошел полисмен в темно-синих шортах. На тротуарах все еще спали коровы, большинство горожан тоже пока не вставали, но велосипеды и скутеры постепенно заполняли улицы. Прокатил переполненный автобус, увозя рабочих в промышленную зону, где располагались унылые фабричные корпуса. Конечно, в последнее время Кахани сильно изменился, и уныние перестало быть самым ходовым товаром, как во времена юности Гаруна. Местная костлявая рыба больше не пользовалась спросом, народ предпочитал привозные деликатесы, вроде угрей с юга или оленины с севера, и множество всякой другой еды, вегетарианской и невегетарианской, которая продавалась в сети магазинов «Веселый сад», открываемых на каждом шагу. Люди хотели радоваться, даже когда радоваться было особенно нечему, и фабрики уныния закрывались одна за другой, превращаясь в Обливиумы, фабрики забвения, гигантские торгово-развлекательные центры, куда народ ходил танцевать, покупать, притворяться и забываться. Но Лука нуждался не в самообмане. Ему требовались ответы.
— Довольно мистификаций! — твердо заявил он. — Я жду прямых ответов на прямые вопросы. — Тут ему пришлось справиться с дрожью в голосе, и он справился, загнав поглубже все ужасные чувства, которые так угнетали его. — Во-первых, кто вас послал? Откуда вы появились? Куда вы… — тут Лука помедлил, потому что вопрос был не из самых приятных, — когда ваше… дело… будет закончено, если оно вообще будет закончено, потому что оно не должно быть закончено, но все же, если оно будет закончено… Куда вы собираетесь податься?
— Уточним, что заданы сразу три вопроса, — сказал Никтопапа, пока, к изумлению и ужасу Луки, сквозь него прошла корова и побрела дальше по своим коровьим делам. — Но не будем препираться по мелочам. — Тут он замолчал и задумался. — Знакомо ли тебе понятие «Взрыв»?
— Большой Взрыв? — переспросил Лука. — Или какой-то другой взрыв, о котором я ничего не знаю?
— Взрыв был только один, — пояснил Никтопапа, — так что прилагательное «Большой» здесь неуместно и бессмысленно. Взрыв можно называть Большим, если имел место еще хотя бы один другой: Малый, Средний или, скажем, Наибольший, — чтобы было с чем сравнивать.
Лука решил не вступать в дискуссию.
— Да, я слышал об этом, — произнес он.
— Тогда скажи мне, — продолжал Никтопапа, — что было до Взрыва?
Да, это был тот еще вопрос, что называется, вопрос на засыпку, один из тех, на которые Лука тщетно пытался ответить. Что вызвало этот Взрыв? — вопрошал он самого себя. И как могло что-то взорваться, если до Взрыва ничего не было? У него голова шла кругом от этих мыслей о Взрыве, и поэтому он старался о нем поменьше думать.
— Я знаю предположительный ответ, — сказал он. — Предположительно до Взрыва было Ничто, но я это не вполне понимаю, если честно. В любом случае, — он постарался придать своему голосу решительность, — это не имеет никакого отношения к предмету разговора. — Никтопапа погрозил ему пальцем.