— Это больше не наш дом, — сказала Таинто’лилит, глядя на брата поверх мерцавшей между ними, побуревшей под стать мясному бульону воды. — Все изменилось.
Марко’каин кивнул, соглашаясь.
— Мы тоже изменились, — сказал он.
Дети украдкой оглядели друг на дружку, проверяя, не обозначились ли уже начатки титек и бороды, которыми их так напугали, — но нет, внешние их оболочки оставались успокоительно одинаковыми. Это внутри у них что-то переменилось непоправимо. Что-то случилось с ними там, в пустоте.
— Я сердит на отца, — сказал, намыливаясь, Марко’каин. — А ты?
— Очень.
— Как по-твоему, нам не станет лучше, если мы его убьем?
— По-моему, нам нужно просто сбежать, — ответила Таинто’лилит. — Только на этот раз с настоящей едой.
Марко’каин окунул в воду голову, чтобы сестра смыла с нее пену, а вынырнув, сказал:
— Тогда, может, убьем отца, а уж потом сбежим?
— А как же быть с госпожой Кристенсен?
— Убьем заодно и ее, — мгновенно нашелся Марко’каин.
— Так ведь ей-то мы никакого зла не желаем, верно?
— Возможно, это она и велела отцу избавиться от нас, — предположил Марко’каин. — Чтобы ей можно было приехать и жить с ним.
Таинто’лилит вздохнула: то был глубокий, горестный вздох сожаления.
— Лучше бы наши глаза ничего этого не увидели, — сказала она. — До сих пор мир был намного лучше.
Нахмурясь, втиснув голову между кранами, Таинто’лилит изо всех сил старалась понять — что из увиденного ими было притворством, а что проявлением бесхитростности. Капли горячей воды падали ей на правое плечо и холодной — на левое.
— Она, вроде бы, искренне удивилась, когда увидела нас, — задумчиво произнесла Таинто’лилит. — Я хочу сказать, когда узнала, что мы существуем.
— Может, она просто комедию ломала, — сказал Марко’каин.
— Мне в это как-то не верится.
— Ну ладно, тогда ее мы трогать не будем, убьем только отца. — В голосе мальчика появилась странная, новая интонация, самоуверенное нетерпение, как если бы выбор между жизнью и смертью был делом слишком простым, чтобы тратить время на его обсуждение. И это тоже заставляло Таинто’лилит ломать голову над тем, как спасти отца, — в конце концов, он был просто-напросто старым младенцем, ни на что не способным без женщины.
— Если мы убьем отца, — сказала Таинто’лилит, — госпожа Кристенсен может тоже умереть, а мы этого не хотим.
— Как это? — лоб Марко’каина пошел морщинами — из-за угрозы подобного осложнения, надеялась Таинто’лилит.
— Наложит на себя руки, едва увидев его мертвым, — ответила Таинто’лилит. — Как та отважная скво в книге «Шериф Кремень и конокрады».
— Ну, тогда один из нас мог бы убивать отца, — предложил Марко’каин, — а другой тем временем занимал бы госпожу Кристенсен разговорами.
— По-моему, это было бы очень нехорошо, — возразила Таинто’лилит и мельком увидела впереди долгую жизнь, в которой ей придется обуздывать наклонности брата. — Тем более, что она наша гостья. Я думаю, лучше просто сбежать.
— Ну хорошо, — согласился он и стремительно встал — с мыльной пеной, облегавшей его живот, точно балетная пачка. — Но только без собак.
— Пешком? — удивилась Таинто’лилит.
— На вертолете, — объявил Марко’каин, выбираясь из ванны с видом настолько решительным, словно он мог сию же минуту голышом потопать в ангар.
— Так ведь мы никогда его не водили, — запротестовала Таинто’лилит, тоже с плеском покидавшая ванну.
— Мы читали книгу об этом, — легко ответил Марко’каин, — он подразумевал летное руководство, с которым дети нередко играли, когда за окном мело слишком сильно, чтобы можно было выйти из дома.
— Это не одно и то же.
— Конечно. Но одно с другим связано.
Завернувшись в полотенца, близнецы перешли в прачечную, где большая стиральная машина с фронтальной загрузкой уже достирывала их комбинезоны. В доме стояла теперь полная тишина, нарушаемая лишь механическим плеском воды. Борис Фаренгейт и госпожа Кристенсен, надо полагать, помирились.
— Но куда же мы отправимся? — спросила Таинто’лилит.
— Туда, где все зелено, — с воодушевлением воскликнул брат. — В Европу. В Канаду. В Россию. В Зеленую Ландию.
— Хорошие названия, — согласилась Таинто’лилит. И вдруг заплакала — струи горячих слез полились по ее лицу из потерянных, испуганных глаз.
Вид загоревавшей сестры потряс Марко’каина. Прежде она никогда без него не плакала — и уж тем более в ситуации, в которой он никаких причин для плача даже представить себе не мог. Он неуклюже погладил ее по вздрагивающим плечам. И тоже мельком увидел впереди долгую жизнь, в которой он станет — безуспешно, впрочем, — утешать сестру в тайных ее печалях.
— Может, мы даже увидим дерево, — сказал он, чтобы подбодрить ее. — И все остальное, о чем рассказывала мать.
Таинто’лилит кивнула, неспособная говорить, потому что по щекам ее так и текли слезы. Ну ничего, еще миг, и она оправится. За большим стеклянным иллюминатором стиральной машины уже закружились их одеяния — спутанное, завораживающее кольцо покрытых вышивкой шкур. Скоро они смогут снова одеться, прикрыть свою наготу.
И разумеется, брат был прав, им предстоит столько всего увидеть — в огромном мире, который ляжет под ними. В «Книге Знаний» еще много пустых страниц.