И внезапно, безо всякого предупреждения, громко запел:
– «ЧТО-ОБЫ ТЫ НИКО-ОГДА не падал духом, если рядом вдруг не окажется друга…» Слыхала?
Иссерли поспешно выправила вильнувшую в сторону машину и уставилась прямо перед собой на дорогу.
– А как насчет «За холмами»? – настаивал Дэйв. Водя одной мясистой рукой по пузу и зажимая пальцами другой гриф невидимой гитары, он запел:
– «Волнуюсь о моих детях, волнуюсь о моей жене, лишь в одном месте на свете должен быть мужчина, когда он в тоске. Я еду домой, где мой дом? ТАМ-ТАМ-ТАМ за холмом!»
– Вы волнуетесь о вашей жене, Дэйв? – поинтересовалась Иссерли равнодушно, не сводя глаз с дороги.
– Ага. Волнуюсь, как бы она не узнала, где я сейчас, ха-ха-ха!
– Дети есть?
Она знала, что ведет себя безрассудно, но сегодня ей не хотелось тратить время на пустые разговоры.
– Нет, детей, цыпочка, не имеется, – сказал Дэйв внезапно посуровевшим тоном и положил свои лапищи на колени.
Иссерли задумалась, не переступила ли она границы приличия. Она замолчала, выпятила вперед грудь и поехала дальше.
* * *
Какая жалость, думал Дэйв, что эта Луиза повезет его только до Питлохри. Такими темпами он окажется в Глазго на четыре часа раньше, чем ему нужно, а с этой девчонкой можно было бы очень неплохо скоротать их. Нет, он не из тех, что считают, что все бабы – шлюхи, но девчонки с такими манерами обычно долго не ломаются, к тому же она посадила его в машину, его, здоровенного бугая! Большинство женщин на ее месте попросту бы испугались. У нее фантастические буфера и огромные глаза – больше, чем у самой Шинед О'Коннор, и волосы тоже ничего, хотя совсем не расчесаны – висят, как копна сена, так что и лица толком не разглядишь. Может быть, именно это имеют в виду женщины, когда говорят, что у них сегодня «волосы капризничают».
Может, ему как-нибудь заикнуться насчет этих самых «капризных волос», чтобы она почувствовала, что он в этом кое-что понимает? Бабам нравится, когда мужики делают вид, что разбираются в их проблемах, – тогда они гораздо охотнее раздвигают ноги.
А может, у них все-таки что-нибудь начнет образовываться по пути в Питлохри! В конце концов, совсем не обязательно, чтобы под рукой была койка. Луиза может загнать машину на площадку для стоянки и продемонстрировать ему, на что способна.
Мечтай, мечтай, Дэйв! На самом деле в Питлохри она высадит его и уедет, подмигнув на прощанье хвостовыми огнями. И кончилось кино.
Да, но он же едет на концерт Джона Мартина, как он мог об этом забыть! Вспоминать о дорожном романе порой бывает не так уж приятно, а о хорошем концерте всегда приятно вспомнить.
Да, кстати, какая-нибудь музыка у этой девчонки имеется? Прямо над его коленом располагалась автомагнитола, а в пути до Питлохри можно успеть прослушать целиком девяностоминутную кассету!
* * *
– Кассеты есть, цыпочка? – сказал автостопщик, показывая пальцем на магнитолу. Иссерли посмотрела на металлическую прорезь, пытаясь вспомнить, было там что-нибудь или нет, когда она покупала эту машину много лет назад.
– Да, похоже, там есть одна, – ответила она, смутно вспомнив, как она подпрыгнула от внезапно заигравшей музыки, когда знакомилась с кнопками на приборной панели.
– Отлично, тогда давай ее поставим, – предложил он, хлопнув по бедрам ладонью изо всех сил.
– Включите сами, у меня руки заняты, – сказала Иссерли.
Она почувствовала, как он посмотрел на нее, удивляясь ее безразличию, но их постоянно обгоняли какие-то машины, и она слишком сильно нервничала, чтобы отвечать взглядом на взгляд. Она до сих пор не отошла после гонок по пересеченной местности на большой скорости с этим маньяком Эссуисом за рулем, поэтому ей не хотелось ехать быстрее сорока пяти миль в час.
Дэйв нажал на кнопку магнитофона, и звук покорно полился в салон из динамиков. Сначала Иссерли радовалась тому, что ей так легко удалось его удовлетворить, но, присмотревшись, заметила, что что-то явно не так, и прислушалась к музыке. Она то появлялась, то снова исчезала и звучала при этом так, словно магнитола была погребена под толстым слоем воды.
– О, боже! – забеспокоилась она. – Может быть, он неисправен?
– Да нет, это твоя кассета, цыпочка, – объяснил Дэйв. – Натяжение ленты ослабло.
– О, боже! – повторила Иссерли, хмуря лоб, поскольку водитель ползшей за ней машины в нетерпении начал давить на клаксон в ответ на ее упорное нежелание обгонять туристический автобус. – Ее что… теперь… выбросить придется?
– Да ты что! – утешил ее Дэйв, с энтузиазмом принявшись нажимать на кнопки магнитофона, пока Иссерли отчаянно пыталась не обращать ни малейшего внимания на гудки. – Вот увидишь. Все выкидывают такие кассеты, думают, что им конец, а зря.
Он провозился с магнитолой еще несколько минут, затем снова включил воспроизведение. Песня полилась из динамиков, на этот раз звук был четким и ясным, словно по телевидению. Звонкий мужской голос пел о том, как он вел грузовик всю ночь напролет, чтобы преодолеть сотни миль, отделявшие его от города по имени Страдание. Печаль своего сердца певец изливал довольно жизнерадостным голосом.
Иссерли надеялась, что уж теперь-то Дэйв будет доволен, но выглядел он скорее озадаченным.
– Знаешь что, Луиза, – сказал он после некоторого молчания. – Забавно, что ты слушаешь кантри-энд-вестерн.
– Забавно?
– Ну да, необычно как-то это… для женщины. По крайней мере, для молодой женщины, понимаешь. Ты – первая молодая женщина, у которой я вижу в машине кассету с кантри-энд-вестерн.
– А что вы ожидали услышать? – поинтересовалась Иссерли. (Некоторые крупные бензоколонки продавали кассеты, она могла бы купить правильные.)
– Ну, танцы-шманцы какие-нибудь, – пожал плечами Дэйв, ни на минуту не переставая отбивать в воздухе ритм кулаком. – «Итернал» там, «Дабстар» или «Эм Пиппл». Может быть, Бьорк, «Палп», «Порти шхед».
Последние три названия показались Иссерли более подходящими для кошачьих консервов.
– Наверное, у меня странные вкусы, – призналась Иссерли. – Как вы думаете, мне бы понравился Джон Мартин? На что его музыка похожа? Может быть, попытаетесь мне описать?
В ответ на ее вопрос лицо автостопщика озарилось безмятежным, но в то же время интенсивным сиянием, как будто всю свою жизнь он жил в ожидании этого момента и вот теперь, когда он наконец настал, сможет показать все, на что способен.
– Ну, он чудеса творит с эхоплексом – педаль такая, понимаешь? Играет на акустике, но звучит она у него как электрическая – объемно, плотно.
– А-а-а, – откликнулась Иссерли.
– Вот он играет мягкий такой перебор на акустике, и вдруг – мгновение – и начинается БЭНП ДЖА! ДЖА! ДЖА! БЭНП – прямо по башне!