— Глядите, я весь дрожу, — по-змеиному прошипел Гоча, делая шаг в сторону Немо. Гордо отставал от брата всего на шаг. Его хозяйство все еще болталось на виду, бледное и сморщенное. По моему мнению, лучшую мишень было трудно придумать.
— Так бросай же его, куриная душонка! — ледяным тоном проговорил Гордо. Брэнлины и не подозревали, что всего на волосок отстояли от смерти.
— Эй, ребята! А ну, что там происходит? Донесшийся до нас голос исходил от человека, стоявшего на другой стороне поля, от дороги, что бежала по самому его краю.
— Эй, ребята, у вас что там, драка? Я повернул на голос голову и почувствовал, что мое лицо отяжелело, словно набитый камнями мешок. У обочины дороги прямо у поля стоял грузовичок почтальона. Сам почтальон спешил в нашу сторону, глядя на нас из-под козырька своей форменной фуражки. На нем были шорты, ботинки и темные носки; голубая почтальонская рубашка под мышками отмокла от пота. Подобно любому зверю, Брэнлинам отлично был знаком скрип петель на двери клетки, готовой вот-вот захлопнуться. Не сговариваясь, они повернулись и стремглав бросились к своим велосипедам, оставив на поле боя тела нескольких жертв, истекавших кровью и слезами. На бегу Гордо торопливо запихнул свой перец обратно в ширинку и застегнул молнию. Оба братца ловко вскочили в седла; Гоча оказался в седле на мгновение позже — он чуть замешкался, ровно настолько, чтобы успеть тычком ноги снова свалить Ракету на землю: очевидно, стремление к разрушению в нем было выше страха за собственную шкуру. Оказавшись в седлах, братья отчаянно закрутили педали, торопясь убраться с места расправы.
— Эй, обождите-ка минутку! — закричал им в спину почтальон, но Брэнлины были послушны только своим внутренним демонам. Как смерч они пронеслись через поле, вздымая за собой клубы пыли, свернули на тропинку, извивавшуюся среди сорной высокой травы, и скрылись в перелеске, что начинался неподалеку. Из леса донеслось воронье карканье: стервятники приветствовали своих собратьев. Все закончилось, осталось только зализывать раны и подсчитывать потери. Наш доблестный почтальон, мистер Геральд Гаррисон, ежемесячно доставлявший мне “Знаменитых чудовищ” в простом коричневом конверте, в ужасе остановился, увидев мое лицо.
— Господи Боже мой! — выдохнул он. — Кори, это ты? Я молча кивнул. Моя нижняя губа превратилась в подушку, мой левый глаз совершенно заплыл и ничего не видел.
— Что они с тобой сделали, парень? Ты в порядке? Что случилось с нами, было ясно без слов. Что касалось моего состояния, то я вряд ли годился для того, чтобы крутить хулахуп. Тем не менее все мои зубы плотно сидели в своих гнездах. Дэви Рэй тоже был вроде ничего, хотя его лицо и превратилось в один сплошной синяк и кто-то из Брэнлинов наступил ему на ладонь, чуть не переломав все пальцы. Больше всех досталось Джонни Вильсону. Мистер Гаррисон, плотный краснолицый мужчина, неизменно, когда только его не увидишь за рулем, дымящий сигаретами в пластиковом мундштуке, содрогнулся, помог Джонни подняться и сесть. Орлиный ирокезский нос Джонни был сломан, без всякого сомнения. Из ноздрей его текла красная и густая кровь, взгляд его глаз сквозь щелки оплывших век не мог сойтись на одной точке и постоянно блуждал.
— Паренек, ты слышишь меня? — с тревогой спросил его мистер Гаррисон. — Сколько пальцев у меня на руке? Выставив руку, он развел три мясистых пальца перед носом у Джонни.
— Шесть, — ответил Джонни.
— Похоже, у него… Затем последовало слово, от которого и тогда, и сейчас у меня бегут мурашки, потому что, только услышав его, я моментально представляю кровавую кашу у себя в голове.
— ..сотрясение мозга. Его нужно срочно отвезти к доку Пэрришу. Вы сможете сами добраться до дому? Вопрос был обращен только ко мне и Дэви Рэю. Оглянувшись по сторонам, я обнаружил, что Немо и след простыл. Его мяч, которым он недавно грозил Брэнлинам, теперь безобидно лежал возле первой базы. Мальчик с совершенной рукой исчез.
— Парни, что избили вас, ведь были братья Брэнлины, верно? — Мистер Гаррисон помог Джонни подняться на ноги и, вытащив из кармана шорт клетчатый носовой платок, подал ему, чтобы тот прижал платок к носу, унять кровь. Не прошло и минуты, как платок стал насквозь мокрым от крови, хоть выжимай. — Этим жлобам давно нужно было надрать задницу!
— Док Пэрриш вылечит тебя, Джонни, — сказал я другу, но тот вряд ли меня расслышал — на подгибавшихся ногах он направился к грузовичку мистера Гаррисона, а сам мистер Гаррисон поддерживал его под руки. Мы с Дэви Рэем стояли и смотрели, как мистер Гаррисон усаживает Джонни в свой грузовичок, закрывает дверцу, потом обходит машину, усаживается за руль и заводит мотор. Когда грузовичок почтальона тронулся с места, Джонни безвольно откинулся на сиденье и голова его завалилась на спинку. Ему действительно здорово досталось. Ему и вправду было худо. После того как грузовичок мистера Гаррисона, развернувшись к городу, умчался в больницу дока Пэрриша, мы вместе с Дэви подняли велосипед Джонни, отвезли его и спрятали под трибунами, туда, где он не так бросался в глаза. От Брэнлинов можно было ожидать всякой пакости — они вполне могли вернуться назад и, пока Джонни не забрал свое имущество, разнести его велик в пух и прах. По-хорошему нужно было завезти велик Джонни к нему домой, но в нашем плачевном состоянии это было все, на что мы были способны. Чуть позже наши затуманенные головы осенила мысль, что Брэнлины могли и не уехать далеко, а затаиться в перелеске, дожидаясь, когда грузовичок мистера Гаррисона скроется из глаз. Такие мысли заставили нас поторопиться. Дэви подобрал свои мяч и перчатку и сел на велосипед, а я оседлал Ракету. Прежде чем перебросить ногу в седло, я на долю мгновения заметил в фаре золотой глаз. Глаз взирал на меня с холодной жалостью, словно бы говорил: “Так вот ты каков, мой новый хозяин? Тебе во многом придется помогать, потому что сам ты мало еще на что годишься! ” У Ракеты вышел тяжелый первый день, но я от души надеялся, что дальше у нас все сложится хорошо и мы подружимся. Мы с Дэви покатили с поля, каждый по-своему страдая от боли в покрытых синяками головах и телах. Мы ясно видели, что ждало нас впереди: ужасы встречи с родителями, преследование Брэнлинов и выяснение отношений с их родителями, гневные телефонные звонки, возможно, визиты шерифа, пустые обещания мистера и миссис Брэнлин, что их мальчики больше никогда и ни за что не сделают ничего подобного. Но мы-то знали, на что способна эта парочка, — они были неукротимы. Сегодня мы сумели избежать окончательной расправы, но Гордо и Гоча заимели на нас зуб. В любой момент они могли появиться из-за угла на своих черных велосипедах, чтобы завершить начатое. Или, скорее сказать, то, что начал я, когда столь опрометчиво бросил в Гордо мяч. Прекрасное начало лета было отравлено зловонием Брэнлинов. Впереди были еще июль и август, но шансов на то, что до сентября нам удастся добраться со всеми зубами, было крайне мало.
Предчувствия нас не обманули. После возмущенных криков родителей и гневных телефонных звонков шериф Эмори лично навестил дом Брэнлинов. Гочу и Гордо он дома не застал — так он сказал потом моему отцу. Но их родителям он разъяснил все: и то, что их сыновья сломали Джонни Вильсону нос и едва не проломили череп, и все остальное. На что мистер Брэнлин ответил, что, мол, сами понимаете, шериф, мальчишки всегда мальчишки. И знакомиться с грубым и суровым миром и учиться жить в нем всегда лучше с детства. Сдержавшись, шериф Эмори выставил палец в сторону круглой физиономии мистера Брэнлина, взиравшего на него с невиннейшим видом: