– Извините, но у нас ремонт.
– У всех ремонт. А людей уважать надо. Муж-то дома?
– А что?
– Окна меняете?
– На что?
– Тьфу ты! Рамы старые выбрасывать будете или как?
– Вам нужны?
– Не то чтоб нужны. Я б на дачу взял.
– Хорошо. Мы вам отдадим.
– Я не нищий, я заплатить могу. Вы и двери меняете?
– Вам и двери нужны?
– Все равно выбрасывать.
– Да, пожалуйста.
– Ну, хорошо. Я зайду потом. Вы бы потише. Я-то ладно, а вот дочь у меня – биохимик – не выдерживает.
Сосед уходит. Настя закрывает дверь. Из ванной появляется Максим.
– Биохимик! – ворчит Настя.
– Кто биохимик?
– Соседка снизу – биохимик.
– Ну и что?
– Не выдерживает.
– Чего «не выдерживает»?
– Да практически ничего. Зачем нам джакузи?
Звонит телефон. Мимо строительных козел, ведер и прочих явных признаков ремонта к нему устремляются Максим и Настя. Антонина Павловна тоже выходит из своей комнаты.
– Это меня, – говорит она наперерез. – Я жду звонка от Стеллы.
– Это меня, – прибавив скорости, обгоняет тещу Максим.
– Это мне звонят, – споткнувшись обо что-то, безнадежно отстает Настя.
Первым у аппарата оказывается Максим.
– Я приглашаю тебя посмотреть, как мне сделали пол, чтобы вы не вздумали стелить этот гадкий ковролин.
* * *
Дверь в квартиру Анны чуть приоткрыта, как улыбка Моны Лизы. Слышится музыка. Максим заходит в прихожую, по-прежнему заваленную стройматериалами и рабочей одеждой. Он осторожно идет по коридору, заглядывая в развороченные ремонтом пространства. Наконец доходит до спальни, толкает дверь… Белые отштукатуренные стены и потолок, зияющее черной дырой ночное окно, яркая лампочка на длинном шнуре ударяет в глаза. Желтый свет отражается в гладком, зеркальном полу, на котором танцует Анна. Ее мокрые волосы блестят, ее глаза сверкают. На ней простыня цвета капитуляции, цвета стен и потолка, цвета здоровых зубов, цвета снега на склонах Эвереста. Максим смотрит на этот танец из другой комнаты, не решаясь войти, произнести хоть слово, пошевелиться. Но вот Анна останавливается, молча смотрит на него, решительно подходит к двери, открывает ее широко, берет его за руки, затягивает на блестящую, зеркальную поверхность и вовлекает в свой танец. Он неловок и скован. Он так не может. Он так не привык. Он краснеет, как ребенок. Он не знает, что сказать и как себя вести.
– Дорогой, – говорит она в танце, – обрати внимание на пол. При большом внешнем сходстве с обычным паркетом ламинатные полы сделаны из высокопрочных материалов, обладают повышенной износостойкостью.
– Дорогая, – говорит Максим, переминаясь с ноги на ногу, – похоже, что ламинатпол еще и значительно проще в установке, да и дешевле в эксплуатации.
– Конечно, – отвечает она. – Ламинатпол – это то, о чем я мечтала!
Они любят друг друга на блестящем полу, скользя и перекатываясь по гладкой отражающей поверхности.
Они лежат на полу и смотрят в потолок. В глаза впивается резкий свет. Максим курит.
– Что это было? Секс? – спрашивает она.
– Вроде того. Тебе так не показалось?
Анна пожимает плечами.
– Ты не успела?
– Куда?
– Перестань.
– Что перестань? Я никуда не опаздывала, – смеется она.
– Первый опыт редко бывает удачным, – сдувается Максим, продолжая курить в потолок.
– Брось, – поворачивается к нему Анна, – ты настоящий герой-любовник.
– А он?
– Кто?
– Этот твой спонсор…
– Разболтала, значит. Ладно. Он приходит ко мне по пятницам в девятнадцать ноль-ноль и уходит в девятнадцать ноль-ноль по воскресеньям.
– Прямо как железнодорожный состав. – Максим зажимает нос. – Нумерация вагонов с головы поезда.
– Он живет по расписанию: работа такая.
– Кто он?
– Он? Бизнесмен.
– А имя у твоего бизнесмена есть?
– Зачем тебе?
– Так просто.
– Обойдешься без имени.
– Ты его любишь?
– Уже нет.
– Тогда зачем?
– У нас договор. Когда я в очередной раз уходила от него и от его семейных обстоятельств, он спросил: «Сколько?» Я сказала: «Тридцать две тысячи шестьсот пятьдесят три доллара». Ляпнула первое, что пришло в голову. Он привез деньги.
– И все?
– И все.
– А зачем тебе я?
– А зачем тебе я?
– Я первый спросил.
– Мне так захотелось!
– Прости, если не оправдал ожиданий…
– У меня не было никаких ожиданий. Послушай, мне не нравится этот разговор.
– Мне тоже.
– Тогда давай не будем.
– Хорошо.
Максим привлекает к себе Анну и целует ее:
– От тебя пахнет кофе, или мне кажется?
– Я люблю грызть кофейные зерна. Они горькие. Как думаешь, почему все мужики считают меня стервой?
– Наверное, потому, что ты от них уходишь.
– И все?
– Потому, что ты умная.
– Что еще?
– Красивая.
– Еще!
– Сексуальная… стерва.
* * *
Максим моет руки у себя в кабинете. Марьяна сосредоточенно разрабатывает онемевшие челюсти.
– Никогда еще так долго не сидела с открытым ртом, – констатирует она.
– Марьяна, в наш бартерный договор я хочу включить один деликатный пункт.
– Никогда не состояла в бартерных отношениях с мужчинами. Я всегда была им что-то должна.
– Я о ремонтах. Я хочу, чтобы наши с Анной квартиры были одинаковыми.
– Ну, я же говорила, что практически повторяю проект.
– Ты не поняла. Я хочу точно такую же квартиру. Не «практически», а абсолютно. С точностью до цвета стен, до расстановки мебели, с точностью до гвоздя.
– Зачем?
– Так надо. Но об этом не должна знать Настя.
– Ты с Анной… – Марьяна перестает двигать челюстями. – Я от тебя этого не ожидала… Она тебя соблазнила?
– Почему это она?
– Макс, ты же паинька. Макс, ты же мне про десять заповедей…