— А я влезала в политику. — Еще глоток вина. Язык стал будто шерстяным. — Я думала, мы можем изменить мир цветами и свечами. Любовью. — Она сказала это так, будто уже не знала точно, что значит это слово. — Чертовски глупо это было, правда?
— На том мы стояли и того хотели, — сказала Роза. — Это была хорошая битва.
— И мы ее проиграли, — ответила Лаура. — Прочти любую газету и увидишь, что мы проиграли. Черт… Если вся эта энергия не смогла изменить мир, значит, ничто его не изменит.
— Это верно, как ни грустно. — Роза забрала бутылку «сангрии», и Лаура не стала ей мешать. — Древняя история плохо совмещается с красным вином. Я приготовлю чай, о'кей?
— Ага, о'кей. — Лаура кивнула, ощущая легкость в голове, и Роза прошла на кухню.
Когда Марк Треггс вернулся в гостиную, Лаура смотрела по телевизору фильм «Босиком в парке» с Робертом Редфордом и Джейн Фонда; фильм еще доханойских времен. Треггс уселся на стул напротив нее и скрестил свои долговязые ноги.
— Ехала бы ты домой, — сказал он ей. — Нет смысла тебе болтаться в Чаттануге.
— Утром уеду. Как только малость отдохну. Что казалось ей практически невозможным, понимала она. Всякий раз, когда она закрывала глаза, ей слышались плач ребенка и завывания сирен.
— Я не могу тебе помочь. Хотел бы помочь, но нечем.
— Я знаю. Ты мне уже это говорил.
— И снова говорю. — Он переплел свои тонкие пальцы и уставился совиными глазами. — Если бы было хоть что-то, что я могу сделать, я бы сделал.
— Верно.
— Я говорю по правде. Мне самому жаль, что я не в состоянии тебе помочь. Но видишь — я всего лишь уборщик в парке, который пишет книги о контркультуре, и их едва ли тысяча человек прочтет. — Треггс не отрывал взгляда от ее лица. — Я ветроссун, вот я кто.
— Кто?
— Мой отец всегда говорил, что я вырасту ветроссуном. Человек, который ссыт по ветру. Вот это я и есть, хочешь не хочешь. — Он пожал плечами. — Может, я настолько долго ссал на ветер, что мне это стало нравиться. Я что хочу сказать: у меня уютная маленькая жизнь — у нас обоих. Нам немного нужно, и мы немногого хотим. Всего лишь свободы говорить и писать, а в Рок-Сити я играю на губной гармошке и медитирую. Жизнь очень хороша. Ты знаешь, чем она хороша? — Он подождал, пока она покачает головой. — Потому что у меня нет никаких ожиданий, — сказал он. — Вот моя философия: пусть будет, как будет. Я гнусь под ветром, но не ломаюсь.
— Дзен, — сказала Лаура.
— Да. Если ты попробуешь сопротивляться ветру, то тебе сломают спину. Так что я сижу на солнышке, играю свои мелодии и пишу книги на темы, которые вряд ли кого сейчас уже интересуют, и смотрю, как растут мои дети, и живу в мире.
— Видит Бог, как бы я хотела жить в мире, — сказала Лаура.
Из кухни пришла Роза. Она подала Лауре керамическую кружку, на которой было вылеплено лицо ее мужа.
— Опять «Ред Зингер», — сказала Роза. — Я надеюсь, это…
— Не эту кружку! — Марк Треггс вскочил с места, но руки Лауры уже сомкнулись на ручке. — Только не эту!
Лаура моргнула, когда он протянул руку, чтобы забрать у нее кружку. Роза отошла с дороги.
— Там трещина! — сказал Треггс, и на его губах проступила дурацкая улыбка. — Дно протекает! Лаура не отпустила кружку.
— Сегодня днем она была цела.
Его улыбка дрогнула, глаза метнулись на Розу, а затем опять на Лауру.
— Извини, ты не отдала бы мне эту кружку? — сказал он. — Я дам тебе другую.
Лаура поглядела на лицо Треггса на кружке. Там была такая же дурацкая улыбка. Кружка ручной работы, подумала она. Сделанная настоящим художником своего дела. Она подняла кружку осторожно, чтобы не расплескать чай, и когда она взглянула на дно, чтобы увидеть следы потеков, Треггс напряженным голосом сказал:
— Отдай мне кружку.
Трещины на дне кружки не было. Зато была подпись художника. Инициалы и дата: Д.Д. 85.
Д.Д. Диди?
«Диди делала всякие поделки. Лепила керамику и продавала в городе».
Сердце Лаура забилось неровно. Избегая взгляда Треггса, она сделала глоток «Ред Зингера». Роза стояла в нескольких шагах от мужа, и выражение ее лица говорило, что она понимает, как оплошала. Напряжение повисло в воздухе. В телевизоре щебетали Редфорд и Фонда, а снаружи позвякивали бубенцы. Лаура сделала глубокий вдох и спросила:
— Где она?
— Хорошо бы вам сейчас уйти, — ответил Треггс.
— Беделия Морз. Диди. Ведь она сделала эту кружку? В восемьдесят пятом? Где она?
У Лауры горело лицо, и ее глаза не отрывались от Треггса.
— Я действительно не знаю, о чем вы говорите. Я должен буду попросить вас…
— Я заплачу тысячу долларов, чтобы ты меня с ней свел, — сказал Лаура. — Господом клянусь, нет у меня микрофонов. Я не работаю… — слово вырвалось само, — ..с легавыми. Я всего лишь сама по себе. Мне наплевать, что там за ней числится, все, что мне нужно, — это найти ее, потому что она может помочь мне найти Мэри Террелл и моего ребенка. Если надо умолять, я умоляю: скажи мне, где она.
— Послушай, я не знаю, о чем ты говоришь. Я ж тебе говорил, я не…
— Марк! — произнесла Розы приглушенным голосом. Он сердито на нее глянул. Роза пристально смотрела на Лауру, сжав углы рта.
— Прошу тебя, — сказала Лаура. Роза снова заговорила. Тихо, словно бы опасаясь разбудить мертвого.
— Мичиган, — сказала она. — Энн-Арбор, Мичиган. Роза не успела сказать, как Треггс завопил:
— О Боже! — Его лицо покрылось красными пятнами. — О Господи всемогущий! Слушай, ты! Я ж сказал тебе, чтобы ты убиралась из моего дома!
— Энн-Арбор, — повторила Лаура. Она встала, все еще стискивая кружку. — Под каким именем она живет?
— Ты что, по-английски не сечешь? — рявкнул Треггс; капельки слюны застряли у него в бороде. Он прошагал к двери и распахнул ее. Внутрь ворвался холодный ветер. — Вон!
— Марк, — сказала Роза. — Мы должны ей помочь. Он яростно замотал головой, длинные волосы разлетелись.
— Нет! Ни за что!
— Она не работает с легавыми, Марк. Я ей верю.
— Уж конечно! Ты хочешь, чтобы нас обоих загребли? Роза, эти свиньи нас по стенке размажут! — Полные муки его глаза за бабушкиными очками уставились на Лауру. — Я не хочу сцен, — сказал он с умоляющей ноткой. — Просто уходи. О'кей?
Лаура осталась на месте. Легковесность в ее голове прошла, и ноги как будто приросли к полу.
— Я заплачу вам две тысячи долларов, чтобы вы меня с ней связали, — сказала она. — ФБР не обязательно это знать. Все будет между нами. Клянусь Богом, я не обмолвлюсь ни словечком, где живет Беделия Морз. Мне наплевать, что она сделала или что сделали вы, чтобы ее спрятать. Все, чего я хочу, — это вернуть моего сына. Это для меня самое главное. Разве вы не чувствовали бы то же самое, если бы пропал кто-нибудь из ваших детей?