Наступила долгая пауза. Звенели и щелкали колокольчики. Лаура ждала, ее нервы все больше напрягались с каждой секундой. Наконец Роза сказала:
— Закрой дверь, Марк.
Он замялся в нерешительности, жилка пульсировала у него на виске. Краска сбежала с его лица, и оно сделалось белым как мел. Он закрыл дверь. Когда она щелкнула, Лаура увидела, как он вздрогнул.
— Ах ты черт, — тихо сказал Марк. — Допивай свой чай. Он все рассказал Лауре, пока она сидела на жестких пружинах дивана и изо всех сил старалась не выпрыгнуть из собственной кожи от нетерпения.
Марк поддерживал контакт с Беделией Морз и после распада коммуны. Он пытался уговорить ее уйти из Штормового Фронта, но она была «горящая», как он это назвал? Почти все время, проведенное во Фронте, она туго сидела на кислоте; она была из тех, кому надо входить в какую-нибудь группу, будь то коммуна или банда вооруженных террористов. Приблизительно через три месяца после того, как Штормовой Фронт перестреляли в Линдене, Нью-Джерси, у Марка раздался телефонный звонок. Звонила Диди. Ей нужны были деньги, чтобы изменить лицо: сменить нос и переделать подбородок. Марк послал ей «пожертвование ради дела». Все эти годы Диди присылала ему и Розе свою керамику: чашки, цветочные горшки, абстрактные скульптуры. Большинство из них Марк продал, но часть сохранил, как, например, эту кружку со своим лицом.
— Последний раз я разговаривал с ней примерно полгода назад, — сказал он. — У нее все в порядке, продает свои работы в Энн-Арборе. Она даже ведет два гончарных класса. Я тебе кое-что скажу, и это будет чистая правда: Диди исправилась. Она совсем не та, какой была прежде. Она больше не лижет кислоту, и она за все блага мира не пошла бы на кражу чужого ребенка. Не думаю, что она знает о Мэри Террор что-нибудь сверх того, что было в новостях.
— Я бы хотела выяснить это сама, — ответила Лаура. Марк секунду посидел, охватив пальцами подбородок, глаза его застыли в задумчивости. Потом он взглянул на Розу, и она кивнула. Он встал, подошел к телефону и открыл потрепанную книжечку с номерами. Затем набрал номер и стал ждать.
— Ее нет дома, — сказал он после десяти звонков. — Она живет в пригороде Энн-Арбора. — Он посмотрел на свои часы с Микки-Маусом. — Обычно она не задерживается допоздна… во всяком случае, раньше за ней этого не водилось. — Он положил трубку, подождал пятнадцать минут и затем опять попробовал позвонить. — Не отвечает, — доложил он.
— Ты уверен, что она все еще там живет?
— В сентябре жила. Она звонила мне, чтобы рассказать о классах, в которых преподает. — Пока Роза и Лаура разговаривали, Марк приготовил себе чашку чая, затем попробовал позвонить в третий раз. Опять никакого ответа. — Глухое дело, — сказал Марк. — Она ведь, я точно знаю, совсем не сова.
Ближе к полуночи Марк опять попробовал набрать номер. Телефон звонил и звонил, но никто не ответил.
— Отвези меня к ней, — сказала Лаура.
— Нет, нет. Это не пойдет.
— Почему нет? Если мы выедем утром, то к понедельнику вернемся. Можем поехать на моей машине.
— В Мичиган? Ничего себе концы! Лаура открыла свою сумочку и вытащила чековую книжку. Ее руки дрожали.
— Я оплачу все расходы, — сказала она. — И выпишу кассовый чек в размере трех тысяч долларов, и отдам вам эти деньги, как только мы найдем Беделию Морз.
— Три тысячи долларов? Леди, вы богатая или психованная?
— Деньги у меня есть, — сказала Лаура. — И они для меня ничего не значат. Я хочу вернуть моего сына.
— Да, это я могу понять. Но я… ну вроде как… мне завтра надо выходить на работу.
— Скажись больным. Вряд ли ты в Рок-Сити сможешь заработать три тысячи долларов за уик-энд.
Пальцы Марка почесывали бороду. Он начал ходить по комнате, украдкой бросая взгляды и на Лауру, и на Розу. Остановился и опять набрал номер. После дюжины звонков он сказал:
— Наверное, уехала куда-нибудь. В путешествие или что-нибудь вроде того. Может, на весь уик-энд.
— Три тысячи долларов. — Лаура подняла чек, на котором было написано «выдать наличными». — Только отвези меня к ее дому.
Роза прокашлялась и поерзала на своем стуле.
— Это куча капусты, Марк. А нам бы машину надо отремонтировать.
— А то я не знаю! — Он продолжал расхаживать, угрюмо опустив голову. Через секунду он остановился. — Без легавых? Поклянись перед Богом: без легавых?
— Клянусь.
Марк нахмурился, пойманный в капкан нерешительности. Он поглядел на Розу, ожидая руководства и наставления, но все, что она могла сделать, это пожать плечами. Для него этого было достаточно.
— Дай мне подумать, — сказал он Лауре. — Позвони мне утром, часов в восемь. Если я к тому времени не дозвонюсь Диди… тогда и решу, что делать.
Лаура понимала, что это самое лучшее, на что она сейчас может рассчитывать. Было уже почти полпервого, время спать, если это возможно. Она встала, поблагодарила Марка и Розу за их гостеприимство и, уходя, забрала чек с собой. Она вышла в холодный ветер, ее тело склонилось под его силой, но хребет ее был еще далеко не сломан. Прежде чем лечь в постель, она встанет на колени и помолится. Эти слова к Богу — слышны они или нет — удерживали ее от того, чтобы лишиться рассудка. Она будет молиться, чтобы Дэвид был жив и здоров еще одну ночь и чтобы ее ночной кошмар с сиренами и снайперами никогда не стал правдой.
Лаура села в машину и поехала прочь.
В доме Треггсов продолжал гореть свет. Марк сидел в позе лотоса на полу, перед безмолвным телевизором, его глаза были закрыты, он молился своему собственному божеству.
Суббота, вечер, 17 февраля.
Завтра — Плачущая леди. И Лорд Джек, ждущий ее и Барабанщика. Ребенок спал, укутанный в одеяло на другой кровати. Этот мотель в Сиракузах, Нью-Джерси, назывался «Камео Мотор Лодж». В нем была тесная маленькая кухонька и вид, на автостраду. Потолок покрывали трещины от вибраций грузовиков, проходящих с грузом в Нью-Йорк и обратно. Где-то перед одиннадцатью Мэри Террор слизала улыбающееся лицо со своей вощеной бумажки, затем поцеловала Барабанщика в щеку и села перед телевизором.
Шел фильм ужасов. Что-то насчет мертвецов, выходящих из могил, чтобы разгуливать среди живых. Они ходили с грязными лицами и ухмылялись, их рты были полны клыков и червей. Мэри Террор понимала их нужду, она знала кошмарное молчание гробницы и запах гнили. Она поглядела на свои ладони. Они были влажными. Боюсь, подумала она. Боюсь завтрашнего дня. Я изменилась. Постарела и потяжелела. А вдруг ему не понравится, как я выгляжу? А вдруг он думает, что я до сих пор стройная блондинка, и я увижу в его лице, что он меня не хочет, и я умру. Нет, нет. Я везу ему сына. Нашего сына. Я везу ему свет во тьме, и он скажет: «Мэри, я люблю тебя, я всегда любил тебя и ждал тебя, о, как долго я тебя ждал».