— Нет, это я не вам, продолжайте.
Девушка сделала попытку улыбнуться. Получилось кисловато.
— А он наставил на меня пистолет и начал требовать спички. Я так испугалась, что он убьет меня, у меня ведь малышка дома. Ну… я вытащила все деньги, что были в кассе… А спичек у меня не оказалось, я дала ему зажигалку. Он ее взял и деньги тоже, кажется, даже поблагодарил меня. А когда уходил, сказал, что выстрелит в каждого, кто будет его преследовать.
— Понятно… Он был один?
— Их было двое. Второй стоял у порога. Он закрыл дверь и наблюдал.
— Второй что-нибудь говорил?
Продавщица отрицательно покачала головой.
— За все это время он не произнес ни единого слова. Потом в дверь постучали. Тот, который был с пистолетом, пошел к выходу. Дверь открылась. Они вышли.
— Как произошло убийство, вы не видели?
— У меня не было сил даже двигаться, — призналась продавщица. — Я просто услышала выстрелы, а потом раздались выкрики.
— Понятно, — чуть разочарованно произнес майор Шевцов. — Значит, не видели.
Шевцов посмотрел на краснощекого мужчину, который что-то живо объяснял, размахивая во все стороны руками. Дважды его ладони прошлись в опасной близости от лица сержанта.
— Так вы свидетель произошедшего? — приблизился Шевцов к столику, потеснив немного Алексея.
Дядька развернулся к Шевцову и, угадав в нем старшего, церемонно поклонился и твердо заверил:
— Самый что ни на есть.
Он сделал два глотка, одобрительно засопел и продолжил:
— Когда эти бандиты-то выходили, тот, что был с пушкой, сказал, чтобы его не догоняли. А этот малый прыткий оказался, упокой его душу, сразу за ним побежал. Он ведь ему крепко наподдал. Я-то рядом был, около окна, и видел, как преступник оглянулся, когда уже в машину сел, и выстрелил в него.
— Куда он сел, на водительское место?
— На водительском месте сидел другой, а этот рядом сел. Ну, машина тут же и уехала.
— А вам случайно не знаком этот человек? — Шевцов в который раз извлек уже достаточно потертую фотографию Куликова.
Дядька разглядывал недолго.
— Он самый и есть, — вернул карточку. В голосе его сквозила трудно скрываемая гордость за отечественных сыскарей. — Ну, вы даете! — в полной уверенности, что преступник уже пойман, воскликнул он.
— Пока еще рано радоваться, — признался Шевцов. — Вы не помните марку машины?
— Почему не помню? — оскорбился дядька. — Очень даже хорошо помню, «Ауди» у них была красного цвета. Именно такая, только белого цвета, у моего соседа.
— Хорошо. Не можете сказать, что же заставило побежать этого парня?
Дядька усиленно поскреб пятерней седой затылок и в недоумении поднял тощие плечи.
— На героя он мало походил. Такой же, как все. Видно, какой-то порыв был. Может, за своими дружками побежал, чтобы помогли реванш взять, а может быть, за милицией. Теперь-то уж не спросишь. В общем, пожалеть его стоит.
В последнем он был прав.
Между двумя убийствами прошло не более получаса. И в этой точке Куликов оказался случайно, лишь потому, что ему понадобились спички. Следовательно, в планах Куликова был и какой-то конечный пункт назначения. Он куда-то торопился. Но вот куда именно?
Шевцов посмотрел вокруг.
— Молодой человек, может быть, вы и со мной поговорите? — посмотрел старик на майора. — А то у меня такое ощущение, что мне придется здесь заночевать.
Вадим подсел к старику и вежливо спросил:
— Вы слышали наш разговор?
— Ну, разумеется!
— Вы могли бы добавить что-нибудь существенное? Скажем, запомнили того человека, что стоял у дверей?
— Не запомнил. Для меня все эти подонки на одно лицо! Я вам хочу сказать вот что, по вашей милости у меня сорвалось очень важное свидание, и я буду жаловаться вашему начальству. Скажите мне, как ваша фамилия.
Майор невольно усмехнулся: знакомая песня.
— Шевцов моя фамилия, можете жаловаться, — он потерял интерес к старику.
Стоп! Шевцов почувствовал, как лицо обожгло жаром, а в висках застучала кровь. Ну, конечно же! Почему он не подумал об этом раньше? Наверняка Куликов торопился к Афоне Карельскому. Они ведь не просто знакомы, помнится, Афоня рассказывал, что однажды они целый месяц прожили на пересылке в одной камере. А этот его странный ответ — такое впечатление, будто во время разговора кто-то сжимал ему горло пальцами. Обычно он более словоохотлив.
— Алексей, срочно едем по одному адресу.
Вышли из магазинчика и быстро направились к машине.
— Значит, это наш старый знакомый, — сказал Козырев. — Похоже, у него начинает съезжать крыша, если он убивает из-за коробка спичек.
— Он нервничает, и знаешь, почему? Потому что Ольга Крачковская у нас. Он не может с этим смириться. Ему сейчас нужно разрядиться. Он хочет залечь куда-то на дно, но у него не получается. Ему просто не лежится.
— Вы так считаете? — сержант уселся на свое место.
— Да.
— Куда мы едем?
— Рули в Хамовники, — приказал Шевцов.
— А куда именно?
— Я тебя сориентирую.
— Понял, — радостно боднул головой Алексей.
Машина, косолапо переваливаясь из стороны в сторону, умело преодолела вскопанный газончик и подъехала к неброскому панельному дому.
— Он живет на четвертом этаже. Пойдем вместе.
Алексей не возражал.
В подъезде был полумрак. На втором этаже тускло горела лампа, и желтоватый свет скупо падал на площадку, порождая длинные уродливые тени.
— Не торопись, — предупредил Шевцов, — что-то мне здесь не нравится.
— Понял, — послушался Алексей, прижавшись к стене.
Интуиция у майора была почти волчья, и следовало ей доверять. Следующие два этажа поднимались молча, лопатками шлифуя стены. Вокруг было тихо, если не считать приглушенные вопли двух котов, раздававшиеся сверху. Где-то во дворе прозвучала сигнализация и смолкла через несколько секунд.
Поднявшись, Шевцов увидел, что дверь Афони Карельского слегка приоткрыта. Очень дурной знак. Проем не разглядеть — чернота.
— Не нравится мне это, — сдержанно заметил Шевцов.
— Заходим, товарищ майор? — спросил Алексей.
— Не торопись, — попридержал тот сержанта, — у меня такое ощущение, что за мной идет охота и некто приготовил мне сюрприз. — Он щелкнул зажигалкой и осветил пламенем вход. — Ага! Не ошибся! — победно проговорил он. — Видишь?
Теперь и Козырев увидел: на уровне колен от самой двери, в глубину комнаты, тянулся тонкий коричневый провод. Выглядел он безобидно, и только если поднапрячь воображение, можно было понять, что подобная вещица может быть злой.