Оборвать барабанную дробь даже нечаянным чихом было бы куда большим святотатством, чем нагадить в святом месте, а потому, уподобившись ценителям прекрасного, офицерский состав слушал рваные ритмы, выходящие из-под генеральских пальцев.
— Та-ак, — наконец произнес он. — Что скажете в свое оправдание? Я за вас всех буду думать? Тогда на хрена мне такие работнички нужны.
Генерал говорил отрывисто, а глуховатый голос напоминал удары баскетбольного мяча, Шевцову же казалось, что это перекатываются по кабинету полковничьи головы, срубленные генеральским гневом.
— Ну вот ты, Крылов, что мне скажешь? — строгий генеральский взор остановился на начальнике отдела уголовного розыска.
Геннадий Васильевич и прежде не был златоустом, а сейчас потерялся совсем. Поднявшись, он напоминал нерадивого сына, попавшегося на глаза отцу в тот самый момент, когда начал стирать в дневнике злополучную двойку.
— Делаем все возможное, товарищ генерал-полковник.
— Ты вот мне что скажи, полковник: как это так получилось, что Куликов сумел удрать от вас четверых? А?
Геннадий Васильевич не один раз пожалел о том, что решил участвовать в эксперименте, будто, кроме этого, у него не было никаких дел. А виной тому было плановое совещание, на котором он хотел доложить о результатах. Не случись этого, сейчас сидел бы с невинным лицом поблизости от генеральского стола, а не жался бы в углу кабинета, как нашкодивший школьник.
— Все произошло как-то неожиданно, мы даже толком не успели среагировать, — признался полковник.
— А автомат-то у вас для чего? — продолжал распекать Крылова генерал.
Присутствующие прятали улыбки. Дело было даже не в Крылове, а в манере Прохорова делать внушение своим подчиненным. И наглядным примером доказать, что путь от полковника до генерала такой же сложный, какой бывает у гусеницы, прежде чем она превратится в легкокрылую бабочку. К таким вещам стоило относиться философски — сегодня не повезло Крылову, завтра в роли мальчика для битья может оказаться любой другой из присутствующих.
— Сержант стрелял, попал в стекло… — уныло оправдывался полковник.
— Да не в стекло надо было стрелять, а бить на поражение, если уходит. И не одному сержанту, а всем, кто там был. В тир надо почаще ходить, тогда таких промахов не будет!
Крылов скосил взгляд на Шевцова, сидящего у противоположной стены кабинета. Мрачноватый вид майора вроде бы говорил о полном сочувствии непосредственному начальству. Но Геннадий Васильевич прекрасно осознавал — Шевцову приятно было увидеть его, сидящим в центре огромной лужи.
— Виноват, товарищ генерал-полковник!
— Ладно, садись, — махнул устало кистью Прохоров. — Ну а где другой отличившийся? — взглядом разгневанной гюрзы обвел он присутствующих. — Ах, вот ты где затаился, сразу и не отыщешь. Рассказывай, майор, чем занимаешься?
Шевцов мгновенно поднялся.
— Судя по нашим оперативным данным, Куликов по-прежнему в Москве. Скорее всего он просто залег на дно. Со своими старыми знакомыми пока не встречается и, видимо, выжидает. Во всех местах его возможного появления мы установили пункты наблюдения.
— И как долго нужно ждать от вас результатов?
— Думаю, что недолго, товарищ генерал, — отчеканил майор. — Куликов очень деятельная натура и вряд ли захочет так долго оставаться в бездействии. К тому же нам стало известно, что за время его отсутствия в команде появились лидеры, которые хотели бы, чтобы Куликов не возвращался вовсе.
— Смотри, майор, я не девка, обещаниями меня кормить не нужно. Если слово не сдержишь, считай, что нажил в моем лице крупного недоброжелателя. Тебе все понятно?
— Так точно, товарищ генерал-полковник! — выдохнул Шевцов, силясь выдержать его взгляд.
— Ладно, добро, садись, — смилостивился генерал.
Огромный бильярдный стол, обтянутый зеленым сукном, больше смахивал на футбольное поле без игроков, на которое, по чьему-то злому умыслу, было высыпано неизмеримое количество мячей. Вся комната погружена была в полумрак, только стол, стоящий в самой середине, освещен был мягким дневным светом.
Стол был старый, карамбольный и, по уверению хозяина, доставлен из Парижской бильярдной академии, куда в начале двадцатого столетия съезжались сильнейшие мастера игры как Старого, так и Нового Света. Игра на таком столе велась нешуточная, где за одну партию проигрывались имения, а наиболее удачливые присовокупляли к своему состоянию парочку вилл где-нибудь на Лазурном побережье или недвижимость в Европе. Раритетный, больше смахивающий на хищную рептилию из палеозойской эры, стол мгновенно притягивал взгляды. Толстые резные ножки из красного дерева, сделанные в форме расставленных лап свирепого животного, впечатляли; доски аспидные, идеально полированные, да и сам камень, из которого была выполнена поверхность стола — непростой, редкий, из месторождения, затерянного где-то на юге Италии; борта слегка выпуклые — из черного дерева.
Невольно, будто желая успокоить рассерженное животное, Стась притронулся к богатому бильярдному сукну и почувствовал на подушечках пальцев ласкающую шероховатость.
— Нравится? — довольно протянул Клетчатый. — Не ты первый на такое купился. Красивую вещь, как и красивую бабу, хочется потрогать. А хорошая штучка! — протянул он с выдохом, как будто запустил загребущую ладонь под девичью блузку.
— Вещь знатная.
— Если бы ты, Стась, знал, в какую цену она мне обошлась! За такие бабки можно в Европе дом купить! Но, знаешь ли, люблю всякие такие вещички. Ты даже не представляешь, в каком виде мне достался этот стол! Как говорится, не приведи господь. Я нашел специалистов, они где-то зачистили, где-то отполировали, а вот здесь, — показал он на бортик, — черное дерево пришлось заменить и, как видишь, даже незаметно. В Париже на этом столе играл весь цвет российской эмиграции: все эти Голицыны, Толстые, Куракины, Юсуповы, Нарышкины… Вот так-то! Не люблю, когда наше русское находится в чужих руках, — с любовью провел он ладонью по гладкому отливающему дереву.
Куликов слегка улыбнулся. Подобные рассуждения звучали бы естественно из уст человека, обремененного академическими знаниями и учеными степенями, денно и нощно пекущегося о наследии российской культуры. Но странно их было услышать от уголовного авторитета, который едва ли не половину жизни провел за колючей проволокой.
— И не жалко тебе было денег? — подначивал приятеля Куликов. — Поехал бы с какой-нибудь киской в экзотические места, потратил бы в удовольствие все деньги. Может, слетал бы в Таиланд, местные проститутки знают толк в любви, было бы что вспомнить.
Клетчатый укоризненно посмотрел на Куликова.
— Ты ли это говоришь, Стась? Мне даже кажется, что я разговариваю с каким-то бакланом, едва отмотавшим срок. Они только выходят за порог зоны, так сразу начинают трахать баб направо и налево, не вылезают из кабаков. И в целом жизнь для них — это перепихнуться как можно с большим количеством блядей и выжрать как можно больше винища. А спросишь у них, что же они видели в жизни, так окажется, что, кроме кабаков, они ничего и не знали. А я, в отличие от них, еще кое в чем разбираюсь.