Время летело быстро. Настала пора выходить. Надо было еще забрать рюкзак, который он оставил в автоматической камере хранения.
Пересекая огромный холл вокзала, Юлий вдруг остановился.
– Что такое? – встревожилась Ольга.
Юлий виновато улыбнулся:
– Все-таки позвоню Руслану Петровичу, а то неудобно. Он всегда хорошо ко мне относился, научил многому. А я даже не попрощался. Сначала думал уже из-за бугра позвонить.
Кто-то хлопнул его по плечу. Обернувшись, Юлий увидел Голобобова. Его взгляд был серьезным и жестким.
– Приятно, что ты все-таки вспомнил о своем старом наставнике и товарище. Пусть в самом конце, под занавес, но вспомнил. Молодец.
Юлий понял, что Голобобов слышал его последние слова.
– Виталий Борисович? Какими судьбами?
– Да вот узнал, что уезжать собираешься. Поэтому и приехал специально, чтобы сообщить тебе две новости. Одна, правда, так себе новость, поганенькая, прямо скажем, новостишка. Зато другая тебя точно порадует. С нее и начну: Пасечнику-младшему и Бубнову предъявлено обвинение в попытке вооруженного ограбления и сопротивлении работнику милиции. Дело находится на особом контроле в главпрокуратуре, так что без вариантов. Откупиться не получиться. В данный момент преступники находятся в следственном изоляторе.
Юлий сдержанно кивнул:
– Новость хорошая. А о плохой могу и сам догадаться. Теперь я стал настолько ценным свидетелем, что принято решение не выпускать меня из страны.
– Все гораздо серьезнее, Тарас. Свидетель ты в деле об ограблении. А в деле об убийстве полковника Лапова Ивана Семеновича ты главный подозреваемый.
Только теперь Юлий заметил, что Голобобов явился не один, а с целой компанией провожающих в штатском. На руках его щелкнули замки наручников.
– Бред! Да у меня алиби, в конце концов. Оля, скажи хоть ты этим баранам.
Юлий посмотрел на стоящую в стороне подругу и понял, что не узнает ее. Происходило что-то не то. От чувственной, внимательной, готовой поддержать женщины не осталось и следа. Теперь это был другой человек. Холодными, расчетливыми глазами Ольга Викторовна Басенко смотрела на происходящее зрелище и, похоже, наслаждалась каждой его секундой. Лишь хорошо знакомый Юлию брелок с изображением Эроса и Танатоса, который дрожал в руках, выдавал в этой женщине прежнюю Ольгу.
– Нет у тебя никакого алиби, – сказал Голобобов. – С Ольгой Викторовной я уже успел познакомиться и выяснил, что заснула она в начале первого, сон у нее крепкий, здоровый, как она уверяет, кошмары ее не мучат, в отличие от некоторых, поэтому ручаться за все, что ты делал до четырех утра, она не может.
Боль почти физическая раскаленным прутом пронзила каждую его клетку, заставила кружиться голову, заплясала в желудке. Его предали. Холодно и жестоко. Тем более жестоко, что со стороны Ольги не просматривалось никакого расчета. Допустим, на нее нажали, припугнули и она, сославшись на крепкий сон, отказалась подтверждать его алиби. Но Голобобов намекнул ясно – он знает про сон Юлия. Зачем она рассказала ему про него? И уж тем более непонятно, зачем она вызвалась проводить Юлия. Решила присмотреть лично? Не сбежит ли?
– Да, кто бы мог подумать! – с деланной грустью в голосе воскликнул Голобобов. – А я-то всегда считал тебя порядочным и рассудительным парнем. Пожалуй, даже чересчур порядочным для нашего слишком непорядочного времени. И надо же. Не прояви Ольга Викторовна сознательность, никто бы и не подумал. А Руслан Петрович? Каково ему теперь будет?
– И в чем же выразилась сознательность Ольги Викторовны?
– Она рассказала, как ты в мельчайших подробностях описал, как убивал Лапова.
Вот, значит, как. Что ж, пусть теперь попробует все это доказать, «мать Тереза». Юлию стоило невероятных усилий напустить на себя равнодушно-насмешливый вид. Он посмотрел Ольге прямо в глаза:
– Надеюсь, Ольга Викторовна, у вас имеются надежные доказательства этих моих описаний. А то, знаете ли…
Ольга промолчала. За нее ответил Голобобов:
– Доказательства? А как же без них? Но про это разговаривать будем не здесь. Надо идти. А то уже люди вокруг нас собираются.
Под любопытными взглядами отъезжающих пассажиров Юлия вывели на улицу. «Карманника поймали», – слышал он шепот пожилых женщин.
Юлия отвезли в городское отделение внутренних дел, где поначалу определили в «обезьянник» при дежурном отделении. Голобобов исчез. Побежал докладывать об удачном задержании, не иначе. Через двадцать минут за Юлием пришли, чтобы отвести в один из кабинетов на втором этаже, где он оказался в обществе капитана Завертайло и еще одного опера помоложе. Капитана Юлий хорошо знал. Бывший убоповец, недавно попросивший о переводе в УВД города.
Сопровождающие, посадив Юлия на стул, вышли за двери. Наручники не сняли.
Завертайло положил перед собой чистый лист бумаги.
– Фамилия, имя, отчество!
– Началось. Фамилия, имя, отчество! А то ты сам не знаешь. И кто вообще тебя уполномочивал проводить допрос? Ты же ведь по наркоте специализируешься.
– Фамилия, имя, отчество, сказал! – едва не захлебнулся слюной Завертайло.
Юлий почему-то вспомнил эпизод из фильма «Такси-4», когда комиссар Жибер вместо того, чтобы просто хорошо охранять Бельгийца, вдруг решил его допросить.
– Ты чего лыбишься, гад? Чего лыбишься, сволочь? Смешно тебе, да?
Смешно Юлию не было, поэтому он потребовал адвоката, заявив, что говорить будет только в его присутствии.
Завертайло выдвинул ящик стола, а когда снова вынул оттуда руку, в ней оказался длинный полотняный мешочек, туго чем-то набитый, он очень походил на длинную, толстую колбаску.
– Вот тебе адвокат! – крикнул капитан и с силой ударил этим мешочком Юлию в грудную клетку.
Мешочек был набит гравием и песком. Ребра Юлия вычислили это мгновенно. Еще до того, как он сам слетел со стола и ударился затылком о пол. Выскочив из-за стола, Завертайло продолжил наносить удары Юлию по туловищу.
– Вот тебе Страсбургский суд! Вот тебе международный комитет по правам заключенных!
Присутствующему оперативнику поведение шефа пришлось не по душе:
– Сергей Матвеевич! Нельзя так. Он же тоже наш.
В ответ Завертайло лишь рычал:
– Наш? Нет, этот ублюдок мне не наш! Убийца нашего товарища мне не товарищ! Тварь, у которой руки в крови по локоть, мне не наша!
– Сергей Матвеевич!
– Молчать, а то и тебе сейчас достанется!
Юлий попытался встать, но Завертайло подсечкой сбил его на пол.
– На колени, мерзавец. На колени, кому сказал!
Отложив в сторону «дубинку», капитан достал пистолет и направил в сторону задержанного. Щелкнул взводимый курок. Схватив одной рукой Юлия за волосы, он попытался засунуть пистолетный ствол ему в рот. На языке Юлия появился вкус крови и оружейной смазки. Не обращая внимания на неуверенные протесты третьего присутствующего, Завертайло требовал у Юлия признания, требовал, чтобы он сдал того, кто ему помогал. Кричал, что пристрелит его, если Юлий этого не сделает. И пусть его, Завертайло, потом отдают под суд. Ему все равно. Он уверен, что за такого поддонка, как Юлий, сильно его не накажут. Выкрикивал, что Юлий предал своих товарищей, называл его оборотнем, запятнавшим мундир, отбросом общества. Благородная капитанская ярость кипела и плескалась через край.