— Я должен выполнять приказы, сэр, — сказал констебль в ответ на недовольное замечание комманданта, что он не носит взрывчатку в штанах. Когда машине комманданта было позволено следовать дальше, ее пассажир был уже вне себя.
— И смените лосьон, которым пользуетесь после бритья! — прокричал он на прощание полицейскому. — От вас воняет, как из помойки!
Машина въехала в город, и пораженный коммандант вдруг увидел двух полицейских, которые прогуливались по улице, держа друг друга за руки.
— Остановись, — бросил коммандант Элсу и вышел из машины.
— Чем вы занимаетесь, черт побери? — обрушился он на констеблей.
— Мы патрулируем, сэр, — хором ответили оба.
— Патрулируете?! Взявшись за ручки?! — шумел коммандант. — Вы что, хотите, чтобы люди приняли вас за каких-нибудь педиков?
Полицейские расцепились, и коммандант вернулся в машину.
— Что здесь происходит, черт побери? — пробор мотал он себе под нос.
Сидевший на переднем сиденье констебль Элс в душе ликовал. С того времени, когда ему последний раз довелось быть в Пьембурге, он заметил в городе кое-какие перемены, и теперь ему все больше нравилась перспектива возвращения в ряды южноафриканской полиции.
Когда они наконец добрались до полицейского управления, коммандант пребывал уже в неподдельном бешенстве.
— Исполняющего обязанности комманданта ко мне, — рявкнул он на дежурного сержанта и раздраженно прошел наверх, недоумевая: то ли у него разыгралось воображение, то ли на лице дежурного и вправду промелькнуло выражение дикой злобы. Дисциплина в полиции сильно упала; это первое впечатление комманданта подтвердилось, стоило ему только войти в собственный кабинет. В окнах не было ни одного уцелевшего стекла, по всей комнате летал пепел из камина. Коммандант остановился как вкопанный, пораженный беспорядком. В дверь постучали, и вошел сержант Брейтенбах.
— Объясните мне, черт побери, что здесь у вас про исходит? — обрушился коммандант на вошедшего. Он, однако, успел с облегчением заметить, что по крайней мере в сержанте нет видимых признаков гомосексуализма.
— Видите ли, сэр… — начал было сержант, но коммандант перебил его.
— Я уезжаю всего на несколько дней, и что же я вижу по возвращении? — заорал он так, что дежурный на первом этаже вздрогнул от испуга, а на улице от неожиданности остановились несколько прохожих. Саботаж. Бомбы. Взрывающиеся страусы. Вы во всем этом хоть что-нибудь понимаете? — Сержант Брейтенбах кивнул. — Хотелось бы верить! Стоило мне только уехать в отпуск, и здесь у вас сразу же разгул терроризма! Мосты на дорогах взлетают в воздух. Телефон не работает. Констебли патрулируют, взявшись за руки. А во что превратился мой кабинет?!
— Это все страусы, сэр, — вставил сержант. Коммандант Ван Хеерден плюхнулся в кресло и обхватил голову руками. — О Боже! От всего этого можно с ума сойти!
— Так и случилось, сэр, — расстроенно произнес сержант.
— Что случилось?
— Он сошел с ума, сэр. Лейтенант Веркрамп, сэр.
Упоминание о Веркрампе вывело комманданта из состояния глубокой и трагической задумчивости.
— Веркрамп! — снова зашумел он. — Ну погодите, я еще доберусь до этой скотины! Четвертую негодяя! Где он?!
В Форт-Рэйпире, сэр. Он свихнулся.
До комманданта не сразу дошел полный смысл этих слов.
— Вы хотите сказать…
— У него мания величия, сэр. Он считает себя Богом.
Коммандант не поверил своим ушам. Считать себя Богом после того, как натворил подобный хаос — нет, это было непостижимо.
— Так значит, Веркрамп считает себя Богом? — задумчиво произнес коммандант.
Сержант Брейтенбах немного помолчал, а потом поделился своими соображениями на этот счет.
— Мне кажется, с этого-то все и началось, — сказал сержант. — Он хотел показать, на что он способен.
— Да уж, показал, дальше некуда, — с трудом выдавил коммандант, оглядывая в очередной раз кабинет.
— Он чокнулся на идее греха, сэр. Он хотел, чтобы полицейские не спали больше с черными бабами. Ну, вы знаете…
— Знаю.
— Так вот, он начал с того, что стал лечить их электрошоком. Показывать им фотографии голых черных баб и…
Коммандант Ван Хеерден остановил сержанта.
— Не продолжай, — сказал он. — Не могу этого слушать.
Он встал с кресла, подошел к письменному столу, открыл один из ящиков и достал бутылку бренди, которую хранил на всякий случай. Налив себе стакан и выпив, он снова взглянул на сержанта.
— Ну, а теперь начинай с самого начала и рассказывай, что тут вытворял Веркрамп. — Выслушав рассказ сержанта, коммандант грустно покачал головой.
— Значит, его лечение не дало эффекта? — спросил он.
— Я бы так не сказал, сэр. Оно не дало того эффекта, который хотели получить. Я хочу сказать, что сейчас невозможно заставить полицейского переспать с черной. Мы пытались это сделать, но они приходят просто в невменяемое состояние.
— Вы пытались заставить полицейских переспать с черными? — переспросил коммандант, живо представив себе, как ему придется оправдываться в суде и объяснять, почему его подчиненным вменялись в служебные обязанности половые сношения с чернокожими женщинами.
Сержант Брейтенбах утвердительно кивнул.
— Но у нас ничего не получилось, — сказал он. — Гарантирую, что ни один из этих двухсот десяти ни когда больше не ляжет с черной.
— Двухсот десяти?! — воскликнул коммандант, пораженный размахом деятельности Веркрампа.
— Так точно, сэр. Половина полицейских стали педиками, — подтвердил сержант. — Но ни один из них не станет теперь спать с черными.
— Ну хоть это слава Богу, — произнес коммандант, пытаясь отыскать какую-то отдушину в свалившихся на него бедах.
— Они, однако, не хотят спать и с белыми. Похоже, в результате лечения у них выработалось отвращение к женщинам вообще. Видели бы вы, сколько у нас сейчас лежит писем с жалобами от жен полицейских.
Коммандант заявил, что не желает ни слышать об этих жалобах, ни видеть их.
— А что это за история со взрывающимися страусами? — спросил он. — Она тоже связана с манией величия Веркрампа?
— Не знаю, — ответил сержант. — Это дело рук коммунистов.
Коммандант вздохнул.
— Опять коммунисты? — усталым голосом произнес он. — Вам о них, конечно, ничего разузнать не удалось?
— Ну, кое-чего мы добились, сэр. У нас есть показания свидетелей, которые видели, как несколько человек кормили страусов «французскими письмами»… [63] — Сержант остановился. Коммандант уставился на него, вытаращив глаза.