— Думаешь, прочухал? — спросил у Паловски Мерфи. — Кое у кого из них прямо-таки шестое чувство. Знают, когда за ними следят. Помнишь, панамца во Флориде? Ну, тот, вуду? Вот у кого было чутье, не проведешь.
— У мужика, который женился на миссис Иммельман, никакого шестого чувства быть не может. Первого и того нет.
— Говорят, за каждым богатым мужчиной стоит великая женщина, — сказал Мерфи.
— Великая? Не то слово. Великанская!
Они переключились на четверняшек. Те выполняли задание своей англичанки и в рамках проекта по изучению американской культуры деловито описывали брачные ритуалы дяди Уолли и тети Джоан.
— Как пишется «содомит»? — спросила Эммелина.
— «Содом» через два «о», потом «и», потом «т», — ответила Саманта.
— Дядя Уолли настоящий женоненавистник. Так говорить про это ее местечко — кошмар!
— Дядя Уолли — хрен в рассоле. Нет, он правда кошмарный. Хотя, конечно, они оба хороши. Помните, как он рассказывал про войну, про то, как японцев сжигали этой огненной гадостью? Как он их назвал?
— Бегающие жареные индейки, — напомнила Джозефина.
— Ужас какой! Я больше никогда не смогу есть индейку, всегда буду вспоминать про бедных маленьких япошечек.
— Японцы не все маленькие, — заметила Пенелопа. — Есть же эти огромные борцы.
— Как тетя Джоан, — сказала Саманта. — Она такая отвратная.
В ответ на это высказывание Паловски и Мерфи, в наблюдательном фургоне через дорогу, согласно закивали.
Однако следующее высказывание было уже совершенно из другой оперы — причем весьма и весьма интригующее.
— А чего мы все это пишем? Весь компромат на кассете.
— Если поставить ее в классе, мисс Дрочетт, хоть она, конечно, очень крутая, хватит кондрашка. Интересно, что она скажет о дяде Уолли?
— Жалко, это не видео, — проговорила Эммелина. — Представляете: дядя Уолли не может найти чего надо у тети Джоан и лезет ей в попу. Мы бы могли целое состояние заработать.
— Состояние мы бы заработали, если б сделали по-моему, вместо того, чтобы ставить запись в проигрыватель, — возразила Джозефина. — Вот бы посмотреть, что там сейчас творится — ведь уже давно шесть часов. У дяди Уолли точно крыша уедет. Он бы за эту пленку заплатил огромные деньги. Миллионы. Ведь если все узнают…
— Если? — переспросила Эммелина. — Не «если», а «когда». Когда дядя Уолли узнает, он нас убьет.
Саманта помотала головой и уверенно заявила:
— Не убьет. Я спрятала оригинал в таком месте, где он ни за что не найдет.
— Где? — хором спросили сестры, но Саманта не призналась.
— Где он не догадается. Больше ничего не скажу. А то Эмми пойдет и все ему растреплет.
— Не растреплю. Вы же знаете, что не растреплю, — расстроенно пробормотала Эммелина.
— Когда мы писали сама знаешь что преподобному Васко на компьютер, ты говорила то же самое, а сама…
— Это не я! Это Пенни сказала, что я записала.
— Но ведь так и было, это же ты придумала! И вообще, я этого маме не говорила. Она сама всегда идет к тебе, потому что знает, что ты ябеда.
— Хватит, — перебила Саманта. — Я все равно не скажу, никому и ни за что, понятно?
Разговор перешел на обсуждение предстоящей поездки на Флоридские острова. Дядя Уолли обещал повезти Девочек на яхте охотиться на акул, а тетя Джоан и Ева собирались в Майами, пробежаться по магазинам.
Но внизу, на первом этаже, происходило такое, что планы Уолли Иммельмана менялись от секунды к секунде.
— Говорите, кто-то попытался залезть в Медвежий Форт? — кричал в трубку дядя Уолли. Он беседовал с шерифом Столлардом, который уже вернулся в Уилму, частично обрел слух, и позвонил узнать, как связаться с мистером Иммельманом.
— Залезть не залезть, бог его знает, — крикнул в ответ шериф. — Но только один гражданин из Лохвилля собирается подавать на вас в суд за нарушение спокойствия и правил приличия. Я, правда, не очень хорошо его расслышал…
— Видно, проклятые мишки опять врубили музыку. Вечно этот Лохвилль жалуется. Но при чем тут правила приличия? Это же Фрэнк Синатра, «Мой путь».
— Как скажете, мистер Иммельман, я вам верю, — ответил шериф. — Хотя если честно…
— Если честно, я вру. Я же «Аббу» поставил. Старую добрую «Аббу».
Шериф замялся. Не хочется, конечно, перечить самому Уолли Иммельману, но… если это «Абба», то он больше не Гарри Столлард.
— Как бы там ни было, я бы вас просил это выключить. У вас есть дистанционное управление?
— Что? Да вы в своем уме? Какое дистанционное управление за двадцать пять миль, через леса и горы? Как будто у меня свой спутник.
— Я считал, что у вас есть возможность выключить систему, — сказал шериф.
— Отсюда — нет. Там свой генератор, питание не вырубишь. И вообще, вам-то какое дело?
Кажется, пришло время сообщить пренеприятное известие, подумал шериф.
— Я что хотел сказать, мистер Иммельман… Вряд ли ваш разговор с миссис Иммельман стоит транслировать на всю округу. Мужчина из Лохвилля говорит…
— Да пес с ним, с этим нытиком! — воскликнул Уолли. — Говорю вам, он вечно жалуется. — Уолли замолчал. Слова шерифа дошли до его сознания. — В каком смысле — разговор с миссис Иммельман?..
Шериф Столлард сжал зубы: наступал самый сложный момент.
— Не хотелось бы повторять, сэр, — пробормотал он. — Это вроде как… интимное.
— Интимное? — вскричал Уолли. — Вы что, пьяный? Или сумасшедший? Мы с миссис Иммельман?
Шериф внезапно почувствовал, что сыт по горло всей этой историей, и ужасно разозлился.
— И еще доктор Коэн! — выпалил он. На другом конце провода хрипло охнули. — Вы слышите, мистер Иммельман?
Мистер Иммельман слышал. Только что-то не то. Бред какой-то…
— Что вы сказали? Последнее? — наконец спросил он ослабевшим голосом.
— Я сказал, что вы и миссис Иммельман обсуждаете деликатные подробности вашей… думаю, вы сами знаете, что вы обсуждаете.
— Что? — потребовал уточнения Уолли.
— Ну, доктора Коэна и…
— Черт! — завизжал Уолли. — Вы говорите, что болван из Лохвилля… о господи!
— Он позвонил и сказал, что ваш разговор слышен на всю округу. Нам показалось, вам это будет небезынтересно.
— Мне будет небезынтересно? Небезынтересно… Что он еще сказал?
— Вообще-то он хотел, чтобы вы это выключили, потому что грохот доводит его жену до бешенства. А из-за того, о чем вы с миссис Иммельман спорите, про вашу сексуальную жизнь и чего она вам не позволит, ей еще хуже.