— Со свиньями? — повторил констебль.
— Так они думают. Дежурному сержанту сказали, там так пахнет жареной свининой, что хоть святых выноси.
— Ну, черт с ними. Что дети?
— На пути в больницу. Автобусы занесло на свином жире, и он перевернулся, — ответила женщина-полицейский.
— Придется везти этого мымрика самим. Давай грузить.
Старуха, задвинув фанерку, спряталась. Полицейские, бухнув Уилта на заднее сиденье, отвезли его в ипфордскую городскую больницу, где встретили на редкость нерадушный прием.
— Знаете, — вздохнул бледный от усталости доктор, которого вызвала медсестра отделения неотложной помощи, — с этой проклятой аварией у нас тут черт-те чего творится. Коек свободных нет. Каталок и тех нет. Не уверен, что остались свободные места в коридорах. А для полного счастья, чтоб нам не было скучно на этой скотобойне, заболели четверо докторов. А сестер и раньше не хватало. Может, вы его домой заберете? Глядишь, и не помрет.
Тем не менее Уилта погрузили на носилки и нашли ему место в длинном-предлинном коридоре. К счастью для себя, он по-прежнему находился в отключке.
Дяде Уолли повезло меньше: он был в сознании, при том, что больше всего на свете хотел отключиться. Его перевели из реанимации, но он отказывался видеть тетю Джоан и в настоящий момент имел пренеприятнейшую беседу с доктором Коэном. По словам доктора выходило, что мужчина, который в таком возрасте, да и, кхм, в любом другом возрасте, проделывает подобные вещи с женой, да и, кхм, с любым другим человеком… такой мужчина, кхм, можно сказать, сам напрашивается на неприятности. Ведь это, сказал доктор, contra natura.
— Контра чего? — прохрипел Уолли. Он знал только «контрас» — тех, что боролись с сандинистами в Никарагуа.
— Против природы. Сфинктер предназначен для вывода фекальных масс, а не…
— Вот дерьмо! Что еще за «факальные массы»?
— Именно то, что вы и сказали: дерьмо. И, как я говорил, сфинктер…
— Что за сфинктер, тоже представления не имею.
— Жопа, — не вполне понятно объяснил доктор Коэн.
— Кто, я?! — оскорбился Уолли.
Доктор Коэн замялся. Уолли Иммельман, конечно, крупный бизнесмен, но… больной, совершенно больной человек. Не добивать же несчастного имбецила.
— Я лишь хотел, чтобы вы поняли, каковы физиологические последствия замены нормального коитуса… кхм… введением в анус различных предметов.
Уолли разинул рот и приобрел очень странный цвет. Он не находил слов для выражения собственных чувств.
А доктор Коэн продолжал:
— Вы не только можете заразить вашу уважаемую супругу СПИДом, но и…
Тут Уолли Иммельман наконец обрел дар речи.
— Каким СПИДом? — завопил он. — У меня нет СПИДа! Я не гомосек!
— Я этого и не утверждаю. Мне, собственно, все равно. Это ваше личное дело. Но я хочу, чтобы вы осознали: то, что вы делаете с вашей женой, может быть опасно для ее здоровья. И не «может быть», а попросту опасно! Возможно, ей придется всю оставшуюся жизнь пользоваться тампонами.
— Да кто говорит, что я с ней это делаю?! — возмутился Уолли, не подумавши.
Доктор Коэн тяжело вздохнул. Ну все, с него хватит.
— Вы сами, если на то пошло, — сурово отчеканил он. — Вся округа слышит, как вы кричите на миссис Иммельман, угрожая ей половым сношением через зад. К озеру Сэссеквесси уже экскурсии ездят вас слушать.
Уолли, с сизым лицом, выкатил глаза.
— Вы хотите сказать… о боже, неужели они до сих пор не выключили динамики? Они обязаны!..
— Сначала объясните, каким образом! Полиция не может подобраться к дому. Там и Национальная гвардия, и вертолеты, и…
Но Уолли Иммельман уже не слышал — у него случился второй инфаркт, и его спешно повезли в реанимацию. Доктор Коэн степенно вышел из больницы. Он был неплохим человеком и придерживался мнения, что геи, в принципе, вольны делать все, что им заблагорассудится, но… принуждать своих жен к анальному соитию… какая низость!
В особняке «Старфайтер» события также развивались не лучшим образом. Тетя Джоан заперлась у себя и лежала в постели, спускаясь вниз только к завтраку, обеду и ужину. С Евой она практически не разговаривала. Четверняшки оккупировали компьютер дяди Уолли и рассылали сообщения всем своим друзьям и деловым партнерам дяди, причем последним отправляли письма самого непристойного содержания. Ева, которая не разбиралась в компьютерах и ужасно беспокоилась о муже, предоставила девочек самим себе и висела на телефоне, пытаясь выяснить у Друзей — включая Мэвис Моттрэм, — куда делся Генри. Никто ничего не знал.
— He мог же он бесследно пропасть. Так ведь не бывает.
— Конечно, дорогая, я и не говорю, что он пропал, — с фальшивым сочувствием отозвалась Мэвис. — Я сказала, никто не знает, где он.
— Но это все равно, что сказать, что он пропал, — возразила Ева, в многочисленных спорах с Уилтом освоившая азы элементарной логики. — Ты говоришь, никто не знает, где он. Но кто-то обязательно должен знать. Например, он мог поехать отдыхать с семьей Брейнтри. Ты не пробовала с ними связаться?
Мэвис на другом конце провода глубоко вздохнула. Она и в лучшие времена с трудом общалась с Евой, а сейчас, под таким напором — и подавно.
— Нет, — ответила Мэвис, — не пробовала. Я не знаю ни их адреса, ни того, что они собирались в отпуск, ни, тем более, куда.
— Летом они всегда снимают коттедж в Норфолке на месяц.
Мэвис даже не стала глубоко вздыхать — только фыркнула и довольно резко спросила:
— Что же ты сама им не позвонишь?
— Да я не знаю, где этот коттедж! Знаю только, что в Норфолке, на побережье.
— В Норфолке? — почти что квакнула Мэвис. — Надеюсь, ты не хочешь, чтобы я обзванивала все коттеджи на побережье?… Ну, так это исключено! Позвони в больницы, в полицию. Помнится, они держали твоего Генри под присмотром. Обратись в розыск пропавших.
В целом, разговор получился неприятный, можно даже сказать, издевательский, и закончился тем, что Мэвис, не прощаясь, бросила трубку. Ева в последний раз набрала свой домашний номер, но, как всегда, услышала лишь собственный голос на автоответчике. Посоветоваться, кроме дочек — а их Еве волновать не хотелось, — было не с кем. Тетя Джоан, запив снотворное «Джеком Дэниелсом», громко храпела наверху. Ева пошла на кухню, чтобы поделиться тревогой хотя бы с Мэйбелл, чернокожей служанкой. Но оказалось, что у той, вследствие тяжелого жизненного опыта, мнение о мужчинах еще хуже, чем у Евы.
— Мужики все на один манер. Чисто коты! Только отвернешься, они шасть! — и за чужой юбкой.
— Но мой Генри не такой, как… ну… не как другие мужчины. Нет, не голубой, если ты это подумала. — Мэйбелл со скептическим недоумением подняла брови. — Просто он не интересуется сексом, — призналась Ева.