– Да уж, я тебя скинул, точно мешок картошки, – хихикнул папа и, отдавшись воспоминаниям, уставился в окно.
– А при чем тут это? – спросил я.
– Стоило тебя спихнуть, и ты раздухарился. Сам спрыгнул со всех других трамплинов. Вот что, научишься у меня водить на механике – запросто сдашь экзамен на автоматической передаче, и ни один хрен в белом халате тебя не завалит. Веришь?
– Н-нет.
– Ох, бля… Очень жаль, что не веришь.
Мы приехали на автостоянку ближайшего гипер-маркета Circuit City. Папа вытащил ключ зажигания, и мы поменялись местами. Папа прочел мне краткую лекцию о передачах и целый час напролет выкрикивал числа – пытался натренировать меня переключаться.
– Три! Четыре! Шесть! Бля, никакой шестой тут нет! Не зевай! Назад на третью!
За весь урок я даже ни разу не завел машину.
Следующие две недели папа ежедневно отправлялся на работу в шесть утра, чтобы вернуться пораньше и позаниматься со мной засветло. Каждый раз он начинал с объявления темы. Например: "Автомобиль – это орудие убийства", "Не робей – тебя не на помойке нашли" или (эта мне особенно понравилась) "Твоя мать истекает кровью".
Эту, последнюю тему он объявил, когда я выезжал из ворот нашего дома на улицу.
– Кровь льет рекой, ты должен пересечь город за десять минут, не нарушая ПДД… Ну как? Справишься? Сумеешь? – папа вопросительно поднял брови.
– Но если такое случится, я просто вызову "скорую".
– Ага, разумно. Но ты меня все-таки выслушай, ладно?
– Да, пап, но для экзамена мне необязательно этому учиться.
– Не спорю. Но я тебя учу не экзамены сдавать, а машину водить. На дороге иногда приходится несладко. Или ты думаешь, водить – все равно, что расслабляться в райском саду с голой жопой? Вот что: доедешь до Клермонта максимум за десять минут. И в рамках закона, бля!
– До Клермонта десять миль, я же…
– Отсчет пошел! Три, два, один! – заорал папа, глядя на часы.
– Пап, это какой-то неконструктивный урок…
– Девять пятьдесят девять, девять пятьдесят восемь, девять пятьдесят семь… Время пошло!!! Старт, старт, ста-ааарт! – папа орал, пока я не смирился.
Я переключился на заднюю передачу, вернулся на первую и выжал из педали газа все, что мог. Пронесся пулей по нашему тихому району, к фривею "5-Норт", ведущему в Клермонт. А папа педантично – ну прямо психопат из фильма "Пила" – растолковал правила игры: скорость – не выше разрешенной, так что, если горит желтый, я должен наддать, а если впереди красный, мгновенно принять решение – буду дожидаться зеленого или развернусь и поеду другой дорогой. Периодически папа извещал меня истошным воплем, сколько времени осталось, а заодно выдавал новый, придуманный на ходу сценарий в оправдание спешки.
– Шесть тридцать! У твоего друга камни в почках, боль адская! – это, когда я наддал, чтобы проскочить на желтый.
Я чувствовал, как по лбу катится пот. Сердце бешено стучало.
– Три минуты! У твоей жены сломалась машина в нехорошем районе, и она боится, что на нее нападут и надругаются!
– Па-ап! Помолчи, так только хуже! – проорал я в ответ, меняя ряды на фривее, направляясь к повороту на Клермонт.
На съезде с фривея я обогнал фуру Оставалось подняться в гору по Бальбоа-авеню – местность там холмистая – и вот он, Клермонт. Я прикинул, что у меня в запасе примерно минута. Дорогу к победе преграждал всего один перекресток на полпути к вершине холма. Сейчас горит зеленый, но до светофора еще триста ярдов. Я ждал желтого, но зеленый упорно не гас. Осталось сто ярдов. Я испугался, что желтый загорится раньше, чем я подъеду, – тогда не проскочить. Начал снижать скорость.
– Ты что? Зеленый же! – папа махнул в сторону светофора, будто я слов не понимаю.
– Вижу, но сейчас, наверно, сменится, – ответил я, стряхивая с ресниц капли пота.
– Не сменится! Ты почти у финиша. Валяй.
Я нажал на газ, но в эту самую секунду все-таки загорелся желтый. Я запаниковал, решив, что не успею проскочить благополучно. Но тормозить было уже поздно – я слишком разогнался. Меня парализовала нерешительность. Нога на педали газа как свинцом налилась. В тот самый момент, когда зажегся красный, наш пикап вылетел на перекресток наперерез какому-то "ниссану". Папа перегнулся через меня, перехватил руль, спешно вывернул. Пикап дернулся вправо, чудом ушел от столкновения.
– Не могу поверить, что ты перехватил руль… Не могу поверить… Зачем ты перехватил руль… – бормотал я, как полоумный, нажимая на тормоза и съезжая на обочину.
– Ты не реагировал. Я же должен был что-то сделать, верно?
Я досуха вытер лицо собственной футболкой.
– Прости меня, прости меня, пожалуйста, – шептал я, сгорая со стыда. Это ж надо было так облажаться…
– Ничего-ничего, – сказал папа.После двух недель в папиной автошколе я почувствовал, что готов снова явиться на экзамен, даже если мой отец пока не уверен, что я довезу моего гипотетического четырехлетнего сына в больницу прежде, чем он умрет от потери крови. Я записался на пересдачу, не сомневаясь, что на сей раз у меня есть реальный шанс. Но папа так меня затуркал на уроках, что я почти забыл про конечную цель – возможность самостоятельно приехать на осенний бал. До бала оставалась всего неделя. Пора было переходить ко второму этапу – обзавестись партнершей для танцев.
Эдуардо говорил, что я нравлюсь его кузине Дженни. Но тот же Эдуардо однажды объявил мне: "Я тут на курс 'Обработка дерева' записался. Хочу вытесать деревянный ножик и выколоть тебе моргалы". Дженни была хорошенькая, но я еще никогда никуда ни одну девушку не приглашал. И мысль, что мне откажут – а заодно страх, что меня пырнут кривым деревянным ножом за неуважение к кузине Эдуардо, – не давала мне покоя.
В понедельник, за обедом в школе, я поделился своими тревогами с Аароном.
– Но он даже не пробовал вытесать ножик. Он там только кормушку для птиц сделал и подарил своей abuela [5] , – сказал Аарон, уплетая сэндвич с авокадо.
– И все-таки чего-то я ему не доверяю.
– Просто поговори с Дженни. Выбери подходящий момент и пригласи ее.
– Но я не хочу ее приглашать, если на самом деле я ей не нравлюсь. Как ты думаешь, можно как-то по ней понять? Ну, по глазам прочесть, типа?
– Знаешь что, чел. Я каждый день с тобой обедаю. А каждую неделю дрочу – раз десять, наверно. Но в том, о чем ты спрашиваешь, я ни бум-бум. Просто подойди к ней и пригласи.
В тот же день на риторике я выбрал место позади Дженни и стал дожидаться подходящего момента. Не знаю уж, по каким признакам я собирался его угадать. Но момент так и не наступил. Точнее, меня пробила такая нервная дрожь, что я не мог разговаривать с Дженни даже о том, что касалось учебы. Например, нас разбили на небольшие группы и дали задание: сформулировать свои аргументы за легализацию наркотиков и против. Когда Дженни спросила, какие у меня идеи, я выпалил: "Я люблю наркотики, но и не люблю", встал, выскочил за дверь, юркнул в туалет. И там минуты две метался из угла в угол, чтобы не возвращаться слишком быстро – еще догадаются, что убежал я вовсе не по нужде.