Даже на взгляд незрелого первоклашки контраст с семьей Ньюитт представлялся разительным. Фред Ньюитт, временами продававший страховки, временами автомобили (с его-то помощью Просперы «ла саль» и купили), временами еще что-нибудь, недобрым со своим единственным ребенком не был — просто равнодушным, рассеянным и не очень им интересовавшимся, отчасти, разумеется, и потому, что на плечи его давило бремя сразу двух депрессий: экономической и психологической, которой страдала его жена. Помимо возможных, но непонятных шестилетнему мальчику супружеских проблем и врожденной предрасположенности к меланхолии, Лоррейн Ирвинг Ньюитт угнетало и то, что первое ее с Фредом дитя (девочка, зачатая на два года раньше, чем Джордж) родилось мертвым, и то, что третье (опять-таки девочка, двумя годами позже) стало жертвой выкидыша. Она уверяла, что сыном своим довольна, но и тайны из разочарования, которое внушало ей отсутствие дочери, тоже не делала. «Как это было бы мило (ее излюбленное наречие), если б у тебя появилась сестренка. Ведь мило, правда?» Рассказчик полагал: да, мило, однако что он в этом понимал? Дети Просперов препирались и добродушно шпыняли друг дружку и с тех пор, как мальчики подружились в детском саду, все чаще и чаще вовлекали Рассказчика в свои веселые перепалки и потасовки, и это ему страшно нравилось. И хотя перспектива возвращения в его однодетный дом, к сравнительно безразличным родителям — отец, зарывшийся после долгого, проведенного на какой-то работе дня в газету или деловые бумаги, мать, возящаяся на кухне, или шьющая, или решающая, сидя на веранде в кресле-качалке, кроссворд и неизменно отвечающая (что случилось и после того, как Рассказчик поведал ей о еще не завершившихся приключениях этого дня): «Как это мило!» — не была ему по-настоящему неприятна, контраст от его внимания не ускользал. Дейв и Мэри Проспер вечно то обедали в гостях, то у себя гостей принимали, их можно было увидеть и в клубе, и в церкви, и на школьных праздниках, и на пикниках: с их друзьями или с друзьями детей; Ньюитты же хоть и поддерживали с соседями дружеские отношения, в жизни их почти не участвовали.
— Стало быть, так, ребятки, — начал папа Проспер, когда вся команда высыпала из «ла саля», который остановился у обнесенного забором основания сооруженной из стальных ферм сторожевой башни, возвышавшейся в самом сердце Саут-Нека на сто, самое малое, футов и окруженной соснами и кустами, что росли у замусоренного устричными раковинами проселка. — Из скольких человек состоит наш отряд альпинистов, собирающихся отметить восхождением твой день рождения, а, Нед?
Именинник приступил к тщательному подсчету:
— Один, два, три, четыре, пять!
А затем, лукаво улыбнувшись:
— Или Джи не считается? — Так называл он Рассказчика. — Или я посчитал кого-то два раза?
«Нет» на оба вопроса, постановили родители, а смышленая Рут добавила, что, если бы оба глупых предположения брата оказались верными, у него все равно получилось бы пять.
— Умница, девочка! — захлопала в ладоши ее мама, а Рассказчик между тем пытался постичь арифметическую логику ее замечания. И: — Теперь внимательней, Джорджи. Сколько пар площадок придется нам, отважным альпинистам, одолеть, прежде чем мы доберемся до самого верха? Сосчитай-ка все четные.
— Раз, два, три, четыре, пять, шесть, семь, восемь, девять, десять… пять пар?
— Вот так совпадение, а? И на каждой второй площадке мы, альпинисты, будем останавливаться и оглядываться вокруг. Так?
— Зачем это? — удивился Нед.
Мы, остальные, понимающе заулыбались, но ничего ему не ответили.
— Порядок же восхождения будет таким: Первым, — мистер П. ткнул себя пальцем в грудь, — идет самый тяжелый член команды, дабы убедиться в прочности сооружения ГКО. Второй — победительница труднейшего коровье-покерного матча, в котором игроки шли ноздря в ноздрю, пока в Рок-Харборе заправочная станция «Тексако» не ополовинила стадо нашего именинника.
— У-у-у! — презрительно восклицает проигравший, а его сестра приседает в триумфальном реверансе.
— За и под ней — наш Почетный Гость, — (Нед поворачивается и отвешивает поклон), — за коим следует Гость Достопочтенный… — то есть Их Покорный, и вправду чувствующий себя почтённым включением в сей счастливый клан, но не умеющий выразить свою благодарность словами, — а вплотную за ним продвигается, замыкая шествие, главная устроительница нашего героического приключения, коей все мы поаплодируем.
Что мы и делаем, между тем как Ма Проспер пародийно воспроизводит реверанс своей дочери и предупреждает, что, если кто-либо из нас надумает споткнуться и упасть, на ее помощь пусть не рассчитывает, поскольку она акрофобка и будет цепляться за перила лестницы, как утопающий за соломинку.
— Акрофобка? — вслух изумляется Рассказчик.
— Поищи в словаре, дурачок, — предлагает Рут.
— Только не ощупью, — добавляет Нед. Все смеются, включая Рассказчика, который шутки не понял, но сознает, что таковая только что прозвучала, — зато он понимает последовавшее за смехом предостережение Неда:
— А то еще Рут под юбку залезешь.
— Поганец! — гневно восклицает его сестра — как будто никто не знает, что под юбкой у нее ничего, кроме теплых рейтуз, не нащупаешь.
Ее папа уже отпер позаимствованным в городе ключом висячий замок калитки, и мы, пройдя сквозь нее, поднимаемся в обозначенном порядке по первому маршу железных ступенек, придерживаясь руками в перчатках за перила и молча репетируя (четверо из пяти) роли, отведенные нам в пятиступенчатой церемонии, которую родители Неда сочинили, ничего ему не сказав. На первой из «вторых площадок» миссис Проспер провозглашает:
— Стоянка номер один!
Затем она собирает нас вокруг себя, поднимает вверх один указательный палец, указывает другим на сына и объявляет, громко и нараспев:
— Когда тебе был один год, ты писал в штаны, разве нет?
— Ничего подобного! — протестует Нед, но:
— Еще как! — чопорно подтверждает его сестра.
— Вперед и вверх, и довольно об этом, — приказывает Папа.
Добравшись до «Стоянки номер два!» (то есть четвертой площадки), он так же напевно сообщает:
— Когда тебе было два, ты пошел своими ногами, Нед!
— И принялся тараторить без умолку, — добавляет Мама.
— И тырить мои игрушки, — добавляет Сестричка.
— По-моему, я уже все понял, — стонет именинник. — Давайте поскорее закончим, а?
Однако:
— Не торопитесь, молодой человек, — говорит его мать и рекомендует всем нам присмотреться к тому, как изменяются окрестные виды по достижении нами очередной площадки. — Вот так же, вырастая, мы все лучше понимаем то, что видим, — поясняет она, — включая и нас самих.