– Они – жители Акимуд?
– Вы все хотите знать! Люди – это наш телевизор. Папа смотрит по вечерам. Но мрачнеет: утрачен контакт. Телевизор кончается.
053.0
<НАКАЗАНИЕ>
– Зачем вы на нас наслали СПИД? – спросил я Посла.
– Обезьянью болезнь? Ну.
– Зачем?
– Терпение лопнуло.
– Но он всю Африку косит.
– Ты не поверишь, но мы обливались слезами. Жалко не только Африку, но и каждого конкретного пидора.
054.0
<ОБЕД НА ДАЧЕ>
Я позвонил Лядову.
– Я приеду к тебе не один, – сказал я. – Я приеду с Послом Акимуд.
Как ни странно, Лядов, который любил послов и фейерверки светской жизни, кисло отреагировал на мое предложение.
– На фиг он нам нужен?
– Ты не пожалеешь.
– Об Акимудах ходят разные слухи. Я решительно не разделяю моду на эту чушь. Приезжай лучше один.
Я настоял на своем. Мы приехали с Послом в академический городок под Москвой – своего рода Переделкино для ученых, где в июне много черемухи. Лядов перестроил дом деда – нанял эстетского архитектора, врага дач с башенками. Дача вышла скромной и роскошной, с разными уровнями, с окном во всю стену в столовой. Мы сели обедать. Обедать у Лядова – это помесь гурманства с обжорством. Мы начали с пирожков, кулебяк и разносолов под водку. Лядов предлагал крутые вина – их названия всем известны. Посол ел с удовольствием.
– Как хорошо, что есть чувство вкуса, – заметил он. – Как это украшает жизнь!
Лядов посмотрел на него иронически, но ничего не сказал. Он уважал своих гостей, даже если они несли чушь. Но он никогда не приглашал второй раз тех, кого с трудом выносил в первый. Кроме разве что самых полезных людей.
Посол вывел застольный разговор на карту бессмертия.
– Это ты ему рассказал?
Я промолчал.
– Это самое глупое открытие, которое я сделал в своей жизни, – скривил губы Лядов. – Оно – потенциальный источник многих бед. Но если бы не я, ее бы в ближайшее время изобрели в Америке. На счастье, мало кто хочет реального бессмертия.
– Бессмертие – это фактически смерть человека, – сказал Посол. – Ее надо предотвратить.
– Согласен, – сказал Лядов, – но боюсь, что мы не поймем друг друга. Вы, по-моему, озабочены тем, что человек станет подобным Богу и религия отомрет.
Посол кивнул:
– Вы проницательны, академик.
– Не настолько, насколько вы думаете, – парировал Лядов. – Я, например, не совсем понимаю, где находятся ваши Акимуды.
– Видите ли, – сказал Посол, – я боюсь, что для вас нас вообще нет.
– Это точно.
– А в кого же вы верите?
– Сейчас о бессмертии говорят только на Рублевке. Я верю в свои удовольствия. Я хочу от себя получать наслаждение. От своих успехов. От своей власти. Я хочу получать удовольствие от своей семьи. Я хочу получать удовольствие от девочек, которые со мной спят.
– Добровольно спят? – вставил Посол.
– По-разному, – усмехнулся Лядов. – Принудить девочку к постели – это тоже большое удовольствие. Я развиваю в себе гармонию власти. Один раз я ору на подчиненного, мне нравится, как он трясется от страха. Другой – я глумлюсь над своей православной домработницей из украинской деревни. Третий – я затаскиваю в постель какую-то певичку, звезду, и обращаюсь с ней как с домработницей. Я не хочу абсолютной власти. Это перебор. Она превращается в ответственность. А то, что вы предлагаете, это очередная история добра.
Я с интересом следил за реакцией Посла. Он отнюдь не был смущен откровениями Лядова. Напротив, он внимательно слушал академика.
– Так значит, основа вашей религии – любовь к удовольствиям?
– Это основа человеческой жизни, – сказал Лядов. – Удовольствия должны быть дозволенными и запретными. Убивать ведь тоже забавно. Недаром существуют войны. Да, но я по рождению не воин. Я люблю вельветовый комфорт европейской цивилизации.
– Это – тупиковый вариант, – заметил Посол.
– Судя по всему, мы все – тупиковый вариант.
– Вот поэтому-то я и здесь, – признался Посол. – Нужно заново найти путь…
– Карта бессмертия – это путь? – уточнил Лядов.
– Это путь гордости.
– Но ведь человек потому и бил поклоны, что был зависим, как ему казалось, от Бога в вопросе жизни и смерти, в вопросе страданий. Помнишь наш разговор? – подмигнул мне Лядов. – Мы не будем подражать Свифту в его представлении о бессмертных. Мы сделаем их молодыми, здоровыми, веселыми.
Я почувствовал, что Лядов постепенно загоняет Посла в ловушку.
– Этого не будет, – сказал Посол.
– Почему?
– Я этого не допущу.
– Только чего вы тогда добиваетесь? – вступил я в разговор. – Вы сам эстет. Вы хотите создать новую религию, которая охватила бы весь мир и опять-таки основывалась на страхе смерти?
– Всемирная религия – это хуже, чем однопартийная система, – возмутился Лядов. – Это уже окончательный тоталитаризм. Это такое однообразие, от которого можно взвыть!
– Но сейчас, когда все расстояния сократились, иметь на земле разные религии – нонсенс!
– Почему? – искренне удивился Лядов. – Сколько культур – столько и религий. Помните, как при крепостном праве: Юрьев день. Хотя бы теоретическая возможность перейти от одного помещика к другому. А так будет сплошная кабала.
– Это не совсем так, – деликатно возразил Посол. – Новая религия, распространяясь, вбирает в себя разные формы культуры.
– Если бы я в вас верил, я бы сказал, что вы очень обидчивы. Из-за того что первые люди захотели познать разницу между добром и злом, вы наказали все человечество, заставив его до сих пор расплачиваться за первородный грех. Вы выгнали первых людей из Эдема – но почему вы не обнесли древо познания забором, напустили змею? Даже если все это признать метафорой, то что означает эта метафора? Ваш барский гнев проходит через все сакральные книги. Если вы всевластен, то прикажите человеку быть добрым в вашем понимании этого слова. Прикажите! Но вы предпочитаете прятаться за представлением о свободной воле. Человек вас боится, но он не имеет способности верить. Здесь есть много непреодолимых противоречий.
– Я всегда опасался так называемых умных людей, – признался Посол. – У них голова – на отлете от главных вопросов жизни. Они ищут логику, когда надо искать смысл. Это разные вещи!
– Где же заканчиваются ваши посольские полномочия? – разгорячился Лядов. – Почему зверствует Ирод? Почему младенец должен бежать в Египет? А? Почему нужно было сделать так, чтобы Ирод убивал других младенцев, создавая сюжет для мировой живописи? Одно вы делаете – спасаете младенца, а другого не делаете – позволяя убивать детей. Или вы всесилен, или беспомощен! Ваши священные тексты энергично написаны, но в них нет самодостаточности.