Когда мы выходили в прямом эфире, Марти всегда бесстрашно обращался с телесуфлером. Если он вдруг ошибался, произнося слова, бежавшие у него перед глазами, то просто ухмылялся и продолжал читать дальше. Потому что знал, что у него нет выбора.
С записью все стало по-другому. Когда тебя записывают на пленку, ты всегда можешь остановиться и начать сначала. Конечно, это многое облегчает. Но, с другой стороны, это может парализовать тебя. Это может сказаться на твоем дыхании. От напряжения можно вспотеть. А если камера покажет, что ты вспотел, считай, что тебе конец.
Я догнал его уже в зеленой комнате, где он открывал пиво. Это напугало меня сильнее, чем вспышка раздражения на съемочной площадке. Марти был истериком и совсем не умел пить. Если он высосет парочку бутылок пива, его нервы станут настолько крепкими, что он уже не сможет двигаться.
— Запись шоу просто идет в другом ритме, — пояснил я. — Когда ты в прямом эфире, уровень энергии так высок, что ты пулей проносишься от начала к концу. А когда тебя записывают, нужно научиться контролировать адреналин. Но у тебя все получится, могу поспорить.
— А что ты, мать твою, об этом знаешь? — фыркнул он. — На скольких шоу ты сам лично выкобенивался перед камерой?
— Пойми, оттого, что ты будешь орать на девушку с телесуфлером, легче все равно не станет.
— Она слишком быстро двигает текст, — попытался оправдаться Марти.
— Да, чтобы не отстать от тебя, — понимающе кивнул я. — Если ты будешь говорить медленнее, то и она будет медленнее его двигать. Марти, это та же самая девушка, которая проработала у нас весь год.
— Ты даже не попытался сохранить шоу в прямом эфире, — буркнул он.
— После того как ты вмазал тому Тарзану, этого было не избежать. Станция не может допустить, чтобы подобное повторилось. Поэтому теперь мы работаем «как бы в прямом эфире».
— «Как бы в прямом эфире», мать твою! Этим все сказано. На чьей ты стороне, Гарри?
Не успел я ответить, как в дверях показалась голова Сибхан.
— Я нашла замену для телесуфлерши, — сказала она. — Попробуем еще раз?
* * *
— Мы смотрим телевизор, — ввел меня в курс дела Пэт, когда я приехал к Гленну.
Я поднял сына и поцеловал. Он обвил меня руками и ногами, как маленькая обезьянка.
— Вы смотрите его с мамой?
— Пет.
— С дедушкой Гленном?
— Нет. С Салли и Стивом.
В маленькой гостиной двое подростков — мальчик и девочка — обвивались друг вокруг друга на диване. Одеты они были так, что им не хватало только разве что сноуборда.
Девочка — тощая, вялая, с пустым взглядом — безразлично посмотрела на меня, когда я вошел в комнату. Мальчик — толстый, прыщавый, с еще более отсутствующим взглядом — постукивал пультом дистанционного управления по своим нижним зубам и не спускал глаз с видака, где красовался злой мужик, обнаженный до пояса. Этот певец выглядел как на допросе в полиции. Гленн наверняка узнал бы его. У Гленна, скорее всего, были все записи его концертов. Слушая его, я задавался вопросом: или это музыка превратилась в полное дерьмо, или я сильно постарел? А может, и то и другое сразу?
— Привет, — поздоровалась со мной девочка.
— Привет. Я Гарри, папа Пэта. А Джина здесь?
— Не-а, поехала в аэропорт.
— В аэропорт?
— Нуда, она должна была… ну это, как его? Отбыть на самолете.
Я поставил Пэта на пол. Он устроился среди игрушечных персонажей «Звездных войн», разбросанных по полу, восхищенно поглядывая на прыщавых юнцов. Пэту очень нравились старшие дети. Даже такие тупые и уродливые.
— Куда она улетела?
Салли наморщила лоб, пытаясь вспомнить.
— В Китай. Кажется.
— В Китай? Точно? А может, в Японию? Это очень важно.
— Ну да, может, в Японию.
— Между Китаем и Японией огромная разница, — заметил я.
Стив впервые взглянул на меня.
— Для меня нет, — честно признался он.
Девочка рассмеялась. Пэт тоже. Он был еще совсем маленьким. Он не знал, над чем смеется. Я увидел, что лицо у него перепачкано. Если его не заставлять следить за собой, он довольно-таки наплевательски относится к личной гигиене.
С самодовольной ухмылкой Стив продолжал постукивать пультом по зубам. Я бы с большим удовольствием запихнул этот пульт ему в самую глотку.
— Ты не в курсе, надолго она уехала?
Салли буркнула в ответ что-то неразборчивое, что должно было означать «нет», и рассеянно сжала мясистую ногу Стива.
— Гленна тоже нет? — спросил я.
— Не-а, папа на работе, — ответила Салли.
Ах, вот оно что… Это одна из брошенных дочерей Гленна, от следующего или через один брака после Джининой матери.
— Ты здесь гостишь? — спросил я.
— Я тут поживу недельку-другую, — подтвердила она. — Мама меня достала. Она все время ноет из-за моих друзей, моих прикидов, во сколько я должна приходить домой, во сколько я не прихожу домой.
— Что, правда?
— Ты ведешь себя, как в гостинице! — пронзительно вскрикнула Салли. — Тебе еще рано курить эту дрянь! Бла-бла-бла… — Она вздохнула, и в этом вздохе чувствовалась та усталость от жизни, какая бывает только у очень молодых людей. — И так всегда. Как будто она сама, лицемерная старая стерва, не делала все то же самое сто лет назад.
— Стерва, — авторитетно подтвердил Стив.
— Стерва, — невинно улыбнулся Пэт, сжимая в каждом кулачке по фигурке из «Звездных войн». Стив и Салли расхохотались.
Вот как оно бывает, подумал я. Вы расходитесь, и ваш ребенок становится как бы обломком кораблекрушения, плавающим без руля по морям дневных телепрограмм — в мире, где все уклоняются от своих обязанностей. Добро пожаловать в омерзительный современный мир, где родитель, с которым ты живешь, превращается в презренную тварь, а родитель, с которым ты не живешь, чувствует себя виноватым и предоставляет тебе убежище, когда дома все слишком накаляется.
Вот как бывает. Но только не с моим мальчиком.
Не с моим Пэтом.
— Возьми свои игрушки и пальто, — сказал я ему.
Его грязное личико озарилось.
— Мы едем в парк?
— Милый, — улыбнулся я, — мы едем домой.
Похоже, мы все-таки победили и на этот раз. А это дело нужно было как-то отметить.
Барри Твист предложил задерживать выпуск шоу на пятнадцать минут. Таким образом, мы по-прежнему выходили в прямом эфире, но с небольшим запасом времени перед трансляцией на случай, если гость или ведущий неожиданно спятят.