Обжегшись на молоке, можно дуть на мороженое и сдувать его на пол, чтобы уж наверняка не попасться, а можно, прекрасно осознавая, что жизнь человеческая полна сюрпризов, причём не всегда приятных, всё равно доверять.
Именно так поступает Шурик, которого часто обвиняют в излишней наивности. «Какой же ты, Саня, всё-таки дятел! – не переставая, твердит его старший брат, Николай. – Когда же тебя жизнь-то уму-разуму научит!» Сам Николай – владелец небольшой оптово-закупочной фирмы; «звёзд, конечно, не хватаю с неба, но и не бедствую, на хлеб с маслом и икоркой всегда хватает», как любит говорить он сам. Николай принадлежит к тому типу людей, которые, получив от жизни первый, вводный урок, решили, что это был выпускной экзамен и что они его якобы успешно сдали. Шурик не хочет разочаровывать брата, да тот и не станет слушать «дятла», но он точно знает: если бы Николай был чуть менее подозрительным, его фирма была бы уже в пять раз крупнее. А то и в шесть – всё-таки братья Курманаевы очень способные ребята.
На самом деле Шурик не такой уж наивный простак, каким кажется с первого, второго, а то и десятого взгляда. Он прекрасно осведомлён о том, что не все люди придерживаются его благородных правил игры, некоторые тайком жульничают, а кое-кто даже вполне открыто мошенничает. Но это же не повод для того, чтобы отказаться от своих правил – справедливых и удобных – и попытаться играть на чужом поле? Во-первых, ничего не выйдет, а во-вторых, это будет куда большим жульничеством.
Когда Шурик появился на свет, его старший брат уже заканчивал первый класс. Младенец Николаю сразу понравился. Соседям по дому – тоже. И даже сварливая старуха общественница Цветкова, жившая на первом этаже, признала младшего Курманаева условно милым ребёнком, что в переводе с её языка означало «ангелочек, каких свет не видывал».
Родителям, конечно, было приятно, что их сын пробуждает добрые чувства даже в самых черствых сердцах, но они слишком рано начали беспокоиться о том, что мальчик вырастет несамостоятельным и избалованным созданием. Шурика начали готовить к взрослой жизни раньше, чем к школе. В доме строго запрещалось: валять дурака, играть, когда есть дела поважнее, тратить время впустую.
«А вот теперь детство кончилось совсем! – строго сказал отец, отправляя сына в первый класс. – Твоя задача – учиться как можно лучше и думать своей головой». «А если моя голова думает, что мне можно не слишком хорошо учиться, то что тогда?» – хитро поинтересовался Шурик, выглядывая из-за огромного букета гладиолусов. «Подумай об этом сам. Но ход твоих мыслей мне нравится», – улыбнулся отец.
В шестнадцать лет Шурику выделили из семейного бюджета деньги на съём комнаты в коммунальной квартире, и он стал жить самостоятельно. Отец, настоявший на этом переезде, был страшно доволен своей воспитательной методикой – под его волевым нажимом младший сынок буквально на глазах становился взрослым человеком. Во всяком случае, он покорно собрал вещички и, не смея перечить старшим, послушно переехал – это ли не главный признак самостоятельности?
Одногруппники, вынужденные ютиться под одной крышей с родителями, ему страшно завидовали, а Шурик, с детства мечтавший о воскресных семейных обедах за общим столом, о которых он вычитал в какой-то прогрессивной иностранной книжке, завидовал им – на этой почве лёгкой взаимной зависти они и сдружились. Их сумасшедшая компания, созданная на базе третьей группы первого курса факультета журналистики, очень быстро стала известна всем – так вышло, что именно эти ребята не только умудрились угодить на практику в престижные газеты, но и смогли там остаться после её окончания. Особенную известность приобрёл Александр Курманаев – впрочем, нельзя сказать, что она шла ему на пользу. Из-за своего максимализма и правдоискательства Шурик вечно попадал в сложные ситуации – то рекламодателю нахамит, потому что свободный журналист не будет прогибаться под бизнесменов, то ввяжется в историю, в которую ввязываться бы не следовало. Всё это время парень упорно и честно пытался быть самостоятельным – таким, каким хотели его видеть родители, так что в итоге уже никто не желал брать на работу этого «молодого независимого журналиста с большим приветом», как охарактеризовали его в редакции «Невских перспектив», где в итоге осела почти вся легендарная третья группа. Вся – за исключением знаменитого Курманаева.
Последний шанс дал своему непутёвому братцу, как ни странно, Николай. Один из его старых приятелей, относящийся к миру с чуть большим доверием, а потому владеющий более крупной фирмой, вздумал по последней моде завести у себя корпоративную газету, которой занимался бы «кто-нибудь свой». Младший братишка Коляна, «с которым столько выпито, столько пережито», на роль «кого-нибудь своего» вполне годился.
– Только не говори старикам, что я тебе помог: им это не понравится. Ты типа должен сам преодолевать жизненные трудности. А я так считаю – если подвернулся шанс, то не надо его упускать. Ты уж давай, не упускай его, понял? И чтобы без никаких вот этих твоих… Ну, как ты в последний раз отмочил. Тебе что, больше всех надо?
– Но должен же быть кто-то, кому больше всех надо? Если звёзды зажигают… – Если звёзды зажигают – значит, кто-то за это хорошо платит! – отрезал брат. – Смотри не опозорь меня перед пацанами. Вперёд, приступай.
Так Шурик «приступил» к работе в офисе и честно постарался не подвести брата, не разочаровать родителей и быть как все. Приходил по утрам в офис с опозданием всего лишь на 15 минут (за что его, разумеется, регулярно штрафовали), по вечерам сидел в своей комнатушке, смотрел телевизор и пил пиво, потому что именно так советовали расслабляться коллеги по службе. Расслабиться не получалось, и день ото дня парень всё глубже и глубже уходил в тоску зелёную и депрессию беспросветную. В один прекрасный момент он понял, что больше не может. Самостоятельная взрослая жизнь офисного зомби была ему в тягость, хотелось работать с настоящими, живыми людьми – только где их взять? На работе, в телевизоре и в магазине, где он по вечерам покупал пиво, их почему-то не было.
«Кажется, я так и не смогу стать нормальным человеком – ну, как все, – подумал однажды Шурик. – Вот просто я такой уродился. Рано или поздно выпрут меня и отсюда – кому нужен неудобный и нефункциональный дурачок? И вот тогда я сильно подставлю брата и окончательно разобью родителям сердце. А если я внезапно умру, наверное, они тоже расстроятся, но меньше. Значит, всем будет лучше, если я умру».
Приняв такое исключительно взрослое решение, Шурик стал обдумывать несчастные случаи со смертельным исходом. К сожалению, эти раздумья совпали по времени со сдачей в печать очередного номера газеты и весьма негативно отразились на этом процессе: иными словами, в нужный срок в печать газета не ушла, и это означало, что напечатать её к началу месяца уже не удастся, и вот когда это раскроется – Шурику несдобровать!
Так и не выбрав, что лучше: случайно упасть с крыши, любуясь панорамой вечернего города, или, совершая заплыв через Большую Невку в том месте, где как раз висит знак «купаться запрещено», столкнуться с моторным катером и героически пойти ко дну, – Шурик позволил ногам самим привести его к нужному решению. Ноги выбрали один уютный спуск к воде на набережной реки Карповки. Почему-то вспомнился школьный урок краеведения, на котором рассказывали о том, что карпы в этой реке никогда не водились, а речка получила название в честь расположенного на ней острова, некогда носившего название Карписаари, Вороний остров. Где-то неподалёку каркнула ворона, как бы подтверждая: мол, да, всё так и есть, мои и речка, и остров, проваливай отсюда, человечишко, – и Шурик, отбросив нахлынувшие было школьные воспоминания, решительно уселся на одну из ступенек с таким расчетом, чтобы ноги по колено оказались в воде.