– Как-то это грустно очень.
– Это тебе сейчас так кажется, а вот вырастешь над собой – и всё поймёшь. В идеале ты должен быть счастлив уже от того, что ты – это ты. А общение с писателями, книжки и фильмы, чай-кофе, друзья, девушки и прочие так называемые радости жизни могут быть, а могут и не быть. Но они ничего принципиально не изменят на твоём персональном небосклоне.
– Ну, это в идеале! – весело сказал Виталик, бодро пятясь к двери. – А пока я такой, какой есть, не идеальный и не совершенный, мне можно?
Услышав кодовое слово, дверь приветливо распахнулась, слегка наподдав под зад несовершенному и неидеальному Технику. Чтоб не зазнавался.
Давным-давно, когда ещё Тринадцатой редакции, как таковой, на свете не было, и контуры этой организации только намечались, Даниил Юрьевич заявил, что ему лично наплевать на то, сколько времени сотрудники проводят на работе – могут вообще не приходить, – лишь бы дело делалось. С тех пор так и повелось; и как бы пунктуальный Константин Петрович ни пытался изменить ситуацию, ничего у него не получается – никто, кроме Наташи, не желает приходить на работу к 10.00 и уходить ровно в 19.00. То слишком рано прибегут – и давай вкалывать, без перерывов, до глубокой ночи, то заявляются после обеда и – опять-таки сразу принимаются за дело.
Поэтому Шурик, примчавшийся в офис просто неприлично рано – в половине десятого, – не особенно удивился тому, что в приёмной уже вовсю бурлит жизнь. Собственно, бурлила она исключительно потому, что бедному Лёве на этот раз достался ужасно вредный автор. Автор – то есть уже порядком насоливший всем, до кого он успел дотянуться, Йозеф Бржижковский – стоял посреди приёмной, уперев руки в боки, и насмешливо объяснял бедному подневольному пиарщику, почему он не хочет идти на радио и что при этом думает о местном телевидении. Лёва, уже выслушавший от своих друзей с телевидения, что они думают о господине Бржижковском, мечтал сейчас только об одном – чтобы пришел какой-нибудь болван, которого не жалко, и этому болвану можно было спокойно и не торопясь открутить голову. Но вместо болвана ему достался Шурик, который, едва скинув шапку, шарф и куртку (и, как обычно, уронив всё это – жутко модное, между прочим, – добро на пол, рядом с вешалкой), изо всех сил постарался выполнить невысказанное желание дорогого коллеги. То есть непроизвольно прикинулся болваном, которого не жалко.
Вот уж чего Шурик точно не умеет – так это выбрать наилучший момент для того, чтобы выложить карты на стол. Более того, это умение кажется ему бесполезным – всю добытую информацию, полагает он, необходимо максимально оперативно доносить до тех, кому она предназначена, а сокрытие важных новостей хотя бы на минуту он приравнивает к вранью. Сегодня ты, допустим, полчаса держал ближнего в неведении, завтра тебя хватит на час, а через месяц вообще решишь ничего ему не рассказывать. Как ни пытается Даниил Юрьевич втолковать парню, что информация – товар ценный и демонстрировать его лучше в самом выгодном свете, ничего не помогает. «Информация – не товар! Я ведь не торгую ею, а бескорыстно делюсь!» – гордо заявляет Шурик.
Вот и сейчас, едва только вбежав в приёмную и обнаружив там Лёву, он бескорыстно поделился с ним радостной вестью о том, что Миша Ёжик всё же согласился на интервью писателя Бржижковского.
– Всё же согласился? – ехидно переспросил писатель. – Долго то есть отказывался, но ты его уговорил? Ай да молодец! А я-то думаю – чем мне заняться сегодня, может, с Ёжиком поговорить? И точно! Ёжик согласен.
– Да он не в этом смысле, – попытался спасти ситуацию Лёва. – Этот Ёжик вообще мелкий злобный гад, который ни черта не смыслит в литературе, хоть и начальник. А его сотрудники, напротив того, сами меня умоляли, чтобы я свёл их с вами.
– Ты, стало быть, сводней ещё подрабатываешь? – погрозил ему пальцем вредный старик. – И сколько берёшь за одно свидание со знаменитостью? На мне, например, сколько уже наварил?
– Чтоб тебе не спалось сегодня, – в сердцах воскликнул Лёва, отвешивая Шурику подзатыльник. – Пришел и всё испортил. Мы уже почти договорились!
– Размечтался. – Зловредный писатель достал из кармана папироску и закурил, не обращая внимания на развешанные всюду (Цианид постарался) метровые таблички, воспрещающие курить в данном конкретном помещении, потому что это вредит здоровью и трудоспособности некурящих. – Ни о чём мы не договаривались, а я, напротив того, сказал тебе, что никуда не пойду. Но с Ёжиком вашим я, так и быть, повидаюсь – ещё точно не знаю когда, но когда узнаю – непременно об этом сообщу.
– А у вас какие-то планы уже на сегодня, да? – угодливо поинтересовался Лёва.
– Да, есть кое-какие. Свалить отсюда поскорее, чтоб рожи ваши унылые не видеть.
– Ох же и получишь ты у меня сейчас, – хрустнул костяшками пальцев Лёва и повернулся к Шурику.
– Ну я же как лучше хотел! – испуганно попятился тот и чуть не наступил на уютно устроившегося на диване Виталика, мирно пробуждающего себя для трудов и забот нового дня посредством уже третьей чашки кофе.
– Да не убивайтесь так, оба вы – полные болваны, и будете такими до конца своих дней! – насмешливо заявил Йозеф Бржижковский, пыхнул на прощание папироской, сверкнул глазами и гордо вышел на лестницу, даже не прикрыв за собою дверь.
– Ну спасибо тебе, блин, Саша. Очень вовремя высунулся, молодец. Круто, конечно, что ты с Ёжиком корешишься, но мог бы и раньше об этом сказать, да? Меня теперь этот старый говнюк за человека считать не будет, раз я не мог договориться о том, о чём ты смог!
– Подумаешь, проблема, – наконец проснулся Виталик, – меня он с самой первой встречи за человека не считает – и ничего. Как видите, в жабу я ещё не превратился.
– Ой, кто здесь? – испуганно отскочил от него Шурик.
– О, нормально. Доктор, меня все игнорируют. Следующий! – Виталик весело отставил в сторону пустую чашку и приготовился к плодотворной дискуссии. Но ничего не вышло.
– Странное явление природы, коллега, – обращаясь к Шурику, сказал Лёва, указывая пальцем в сторону Техника. – Вроде там нет никого, а грязная посуда сама собой откуда-то возникла.
– Ну, бежим тогда отсюда, а то, раз там нет никого, могут и на нас подумать! – рассудил Шурик. – Заставят ещё чашки мыть неизвестно за кем, а вдруг там окажутся посторонние микробы или даже инопланетная плесень?
– Здравая мысль, – кивнул Лёва. – На сегодня – первая.
И эти двое бодрой рысью покинули приёмную, на прощание послав прилежно сортирующей почту Наташе парочку воздушных поцелуев.
– Не расстраивайся, Виталик, – ненадолго отвлекаясь от работы, произнесла она, – я тебя прекрасно вижу. Помой за собой посудку, сделай милость.
– Вот как не попёрло с самого утра – так и не прёт. Пойду сейчас шефу пожалуюсь! Он вас в покемонов превратит! – пообещал всему белому свету Виталик. – Чем это закончилось, вы уже знаете.
Тем временем Шурик, оказавший Лёве совершенно неоценимую медвежью услугу, мужественно отрешился от всех посторонних дел и всерьёз взялся за желание Амнезины. Для того чтобы всё произошло как бы само собой, как бы по стечению обстоятельств (Шурик обожал подобные комбинации), следовало сделать так, чтобы три взрослых человека случайным образом познакомились и поняли, что они могут оказаться полезны друг другу. Причём главная и самая непростая часть этой интриги уже была запущена – Миша Ёжик всерьёз увлёкся идеей трэвелога. Впрочем, хорошо зная Мишу, Шурик понимал, что это – ненадолго. И если сегодня у этого безумно энергичного и крайне подозрительного человека возникнет другая идея, а предыдущая не сделает ничего для того, чтобы удержать на себе его внимание, то всё придётся начинать заново. И – уже с другим журналом, потому что Миша вторсырьем не питается, нет, и однажды отвергнутые идеи не реанимирует.