Так, что еще? Журнальчики «Аввентурозо». Совершенно другие. Собраны мной все подряд начиная с 14 октября 1934 года.
Эти первые номера в год их выхода покупать я не мог — мне было меньше трех лет. Однако и не думаю, чтобы их принесли в дом папа с мамой. Это было чтение не для детей: американские комиксы, рассчитанные на взрослых, хотя и не сильно взыскательных. Думаю, что эти, уже не новые, уже кем-то читанные, еженедельные журнальчики подобрал, подыскал и выменял в отроческие годы лично я. После этого, в мое время, начали продаваться совершенно новые «Аввентурозо», я их, конечно, собирал, и теперь они лежали тут же рядом, это были уже не брошюрки, а переплетенные крупноформатные альбомы в твердых ярких обложках, на которых воспроизводились картинки из тех комиксов, которые публиковались внутри. То есть обложки, сделанные по принципу киношных «трейлеров».
Эти брошюры и альбомы ввели меня в новый мир с первого же комикса, с первой же страницы первого выпуска «Аввентурозо», носившего название «Разрушение мира». Герой был Флэш Гордон. Из-за козней доктора Царро (он же Царьков) Флэша Гордона забрасывало на планету Монго, где царил жестокий диктатор Минг, чье имя и лицо были исполнены демонического азиатства. Планета Монго: стеклянные небоскребы на космических плато. Подводные города. Столицы царств, проросшие стволами гигантских деревьев, долгогривые люди-львы, люди-соколы, заклинатели на службе царицы Урацы (Ацуры). Все одеты по неразборчиво-синкретичной моде, без комплексов: наподобие средневековой массовки в кино, бесчисленные робин-гуды, панцири, кольчуги, боевитого вида шлемы, а в великосветских ситуациях — герои одеты как опереточные уланы. Все персонажи, и хорошие и плохие, имеют на вооружении, без разбора, режущее и колющее оружие, луки со стрелами, а также смертоносные лучевые ружья, средствами их передвижения выступают от случая к случаю то таранные повозки, то межпланетные корабли со шпилевидными носами, сумасшедших раскрасок — в точности луна-парковые автоскутеры.
Примечание к рисунку [274]
Гордон был блондинистым красавцем арийского типа. Этот необычный персонаж, вероятно, перебудоражил мое юношеское сознание. Да и с кем я до того, собственно, имел дело? В школьных учебниках, в итальянских комиксах — везде герои самозабвенно сражались за дуче и шествовали на смерть по команде фашистского начальства. В романах девятнадцатого века, полученных от деда (если я уже читал их во времена Гордона), — действовали люди вне закона, поставившие себя вне общества, как правило, ради личной выгоды или под влиянием преступных наклонностей, за вычетом разве что Монте-Кристо, да и тот мстил за личные обиды, а не за попираемое общественное добро. Если разобраться, даже и три мушкетера, которые по большому счету были хорошими и обладали чувством справедливости, действовали в интересах своей группировки (мушкетеры короля против гвардейцев кардинала) и боролись за награды или за назначение на капитанскую должность.
Гордон — другое дело, Гордон был борец против деспотизма. Вероятно, в то далекое время я прямо ассоциировал Минга с чудовищным Сталино, коммунарским кобелино, но не мог не угадывать в его чертах также и некоторое сходство с нашим собственным доморощенным диктатором, несомненно располагавшим властью над жизнями и смертями своих подданных. А следовательно, в лице Флэша Гордона я, надо думать, получил первое представление о борьбе за свободу (конечно, только сейчас я имею возможность обобщать подобным образом — тогда я ничего этого не думал). За свободу в Абсолютном Далеке, под взрывы бронированных астероидов в ненаших галактиках.
Я взял другие альбомы, во мне встрепетало крещендо таинственных пламен при перелистывании новых и новых выпусков, — вот они, герои, не входившие в программу школы. Чино и Франко (в оригинале — Tim Tyler и Spud Slavins), первопроходцы джунглей, в пастельных тонах, в голубеньких рубашках «Патруля слоновой кости», целью которого было — приглядывать, конечно, и за немирными туземцами, но прежде всего — бороться с эксплуататорами населения колоний, а именно с алчными торговцами слоновой костью и рабами. Сколько, сколько белых оказывались плохими — плохими врагами хороших чернокожих! Захватывающие погони как за мошенниками, так и за носорогами, карабины преследователей стреляют не «банг-банг», не «пум-пум», как в наших рисованных лентах, а странным образом «крак-крак», и этот «крак», по всей видимости, запечатлевается в самых потаенных меандрах лобных долей мозга, откуда сейчас я стараюсь выковырнуть присохшие туда мысли, — я до сих пор воспринимаю эти «крак-краки» как экзотические обетования, пароли для входа в сказочную страну. Опять, в который уж раз, ориентиром для меня служат не картинки, а звуки, вернее, фонетические записи звуков, они направляют, ведут меня, слабые отпечатки знакомых следов.
Arf arf bang crack blam buzz cai spot ciaf ciaf clamp splash crackle crackle crunch deleng gosh grunt honk honk cai meow mumble pant plop pwutt roaaar dring rumble blomp sbam buizz schranchete slam puff puff slurp smack sob gulp sprank blomp squit swoom bum thump plack clang tomp smash trac uaaaagh vrooom giddap yuk spliff augh zing slap zoom zzzzzz sniff…
Звуки. Я ловил глазами звуки, перелистывая брошюры. С самых со своих младых ногтей я был приучен к звуку пустому, flatus vocis. Вот прислышался мне, в воспоминании, звук «шурхх…» — и лоб усеялся каплями. Я посмотрел на руки — руки, да, дролсали. Почему? Где я вычитал этот звук? Или, может, это единственный звук не вычитанный, а реально услышанный?
После этого, знакомое-знакомое. Будто дома. Альбомы про «Человека в маске» («Фантома»), непокорного добротворца, почти гомосексуально обтянутого красными колготками, с черной масочкой на лице, через прорези пробивается яростный блеск белков, а зрачков совершенно не видно, и от этого он становится еще загадочнее. Вполне ясно, почему от любви к нему полностью сошла с ума великолепная Диана Пальмези (Диана Палмер), ей удавалось время от времени напечатлеть поцелуй, прильнув к герою и с трепетанием ощущая его крепкую мускулатуру под тугою тканью трико, с которым он не расставался никогда (даже когда с ним приключались огнестрельные ранения и дружественные дикари квалифицированно наматывали на него стерильный бинт — это тоже всегда поверх трико и колготок, непроницаемых даже для воды… не лило ведь с костюма струями, когда он выныривал после долгого погружения в теплые южные моря).
Те поцелуи обязательно были редкими — потому что всякий раз в интересный момент Диану обязательно что-нибудь уволакивало прочь, по недоразумению, по проискам коварного соперника иль по иной превратности судьбы, которая немилосердна к очаровательной заграничной путешественнице, а сам Фантом не был способен удержать ее, не мог назвать ее своей супругой, будучи связан какою-то древней клятвой и обречен служению: оборонять население бенгальских джунглей от вылазок индийских пиратов и бесчинств белых колонизаторов.
Примечание к рисунку [275]
Так-то в параллель с рисунками и с куплетами, где описывалось, как усмиряют диких злонравных абиссинцев, я наблюдал за героем, который жил по-братски бок о бок с пигмеями Бандар и с ними бок о бок сражался против агрессивных и жадных белых. Шаман Гуран был образованней и умнее бледнолицых мозгляков, в изгнании которых он участвовал не в качестве наемника, а в роли полноправного партнера, члена отряда доброкачественных справедливцев. В других героях я находил меньше революционности (если сейчас верно восстанавливаю свой политический рост в давнем отрочестве). Волшебник Мандрейк, к примеру сказать, эксплуатировал чернокожего раба Лотаря. Хотя они и были на дружеской ноге, но все-таки тот был не более чем телохранителем и слугой. Однако, что приятно, Мандрейк, заколдовывавший врагов и превращавший их пистолеты в бананы, был из приличного общества, без всяких там черных и красных мундиров, и был безукоризненно одет в цилиндр и фрак. Из приличного же общества был «Тайный агент X 9», шпионивший не за идейными врагами, а за преступниками и за баронами-грабителями, защищавший интересы налогоплательщиков, в макинтоше, пиджаке, при галстуке, с маленьким неброским пистолетиком в кармане (той модели, которая смотрится элегантно даже в руках блондинок в муаровых платьях с перьевыми воротниками, с безупречным всегда свежайшим макияжем).