Таинственное пламя царицы Лоаны | Страница: 85

  • Georgia
  • Verdana
  • Tahoma
  • Symbol
  • Arial
16
px

Другие философы предложили альтернативу. Зло не бытует помимо бога, Зло только в боге, присуще ему как болезнь, и бог проводит вечность в вечных попытках отделаться от Зла. Бедняга. Если дело, конечно, обстоит так… Хотя вот мне, например, известно, что у меня чахотка. Так я не стану производить на свет детей, плодить убогих: чахотка наследуется. Зачем же бог, который знает, что нездоров, производит на свет мир, в котором, крути не крути, будет царствовать Зло? Что за поганство? Это у кого-нибудь из нас может случайно получиться чадо из-за простого недосмотра, от неисправного гондона, а у бога-то все должно быть схвачено, так что он мир создает по полному своему хотению.

— А если он просто не уследил, бог? Не уследил и обделался…

— Думаешь, ты пошутил? Так вот знай, что именно к тому сводились теории некоторых мудрецов. Что господь не уследил за миром, вроде как не уследил за мочеиспусканием. И в результате недержания божией мочи… вследствие, вероятно, аденомы простаты…

— Что такое простата?

— Бог с ней. Будем считать, что я привел какой-то другой пример. В общем, мир из-под него вытек, он же ведь бедный больной бог, зараженный Злом, и это его в какой-то степени извиняет. Теперь мы по уши в дерьме, но богу в общем не слаще нас. Раз так, ты видишь — трещат по швам все замечательные байки, которые тебе втюхивали в молельне. Что бог есть благо, что он есть совершеннейший и сотворивый небо и землю. Он сотворил небо и землю, кто спорит. Но именно потому, что крайне несовершенен. Сработал звезды, которые, того гляди, потухнут.

— И все-таки! Допустим, бог создал мир, в котором всем нам предназначено умереть, но он это сделал, чтобы мы проходили испытание. Если мы его выдержим, потом нас поместят в рай, и уж тогда мы будем наслаждаться нескончаемым счастьем.

— Или наслаждаться нескончаемым адом.

— Если поддавался искушениям дьявола.

— Ты говоришь как богословы, как все эти крючкотворы, дошлецы. Они то же самое толкуют. Зло в мире есть, однако господь бог преподнес нам самый расчудесный подарок, а именно свободную волю. Мы можем свободно выбирать между тем, что повелевает господь, и тем, что нашептывает дьявол, и если мы в конце концов отправляемся в ад, то вовсе не потому, что нас создали как рабов, а потому что нас родили свободными людьми, а мы неправильно использовали свободу и виноваты сами во всем.

— Конечно.

— Что конечно? Да с чего ты вообще взял, будто свобода — такая ценность? То есть не путай. Наши товарищи в горах сражаются за свободу, свободу от других людей, хотевших превратить нас в машины. Свобода — да, это ценность, свобода человека от человека. Ты не имеешь права повелевать мне думать так, как желательно тебе. И наши товарищи свободно решали, идти ли им на холмы или прятаться в долу. Но вот насчет свободы, которую дает бог… Что это за свобода? Свобода попадать или в рай, или в ад, без промежуточных вариантов! Ты от рождения обязан играть эту карточную партию. А проиграешь — расплачиваться будешь целую вечную вечность. А если я вообще не желаю играть в карты? Лысый черт, в котором при множестве мерзостей хоть крупицы какие-то были, запретил к черту карточные игры. В игорных домах людей подло соблазняют, там они теряют все, что заработали. Говори не говори, что они свободно шли в игорный дом. Лучше, чтобы не было таких соблазнов… А господь, в отличие от Муссолини, создает людей вполне свободными и очень слабыми, чтоб они были свободны бедокурить. Это, по-твоему, подарок? Если я тебя сейчас сброшу вниз с обрыва и скажу: не беспокойся, у тебя имеется полная свобода уцепиться за какой-нибудь бурьян на склоне и спасти себе жизнь, а если все же свободно предпочитаешь, ты волен превратиться и рубленый бифштекс по рецепту, как едят в городе Альба… Ты в ответ: зачем ты сбросил меня? А я: проверить, добродетелен ли ты. Точно как Боженька. Тебе-то было вовсе не интересно проверять свою добродетель. Тебе хватало счастья — просто не падать в обрыв.

— Мне трудно следить… Какой из этого вывод?

— Вывод простой, хотя его еще не выводили. Вывод, что господь зол. На чем основывают священники утверждение, будто бог добр? На том, что он нас создал. Но именно это — зло. У бога зло — не болезнь. Он сам есть зло. Может, бог и не был таким с самого начала… миллиарды лет назад. Он мог превратиться в зло со временем, как дети иногда дуреют в летний зной от скуки, не знают, чем им себя занять, и к вечеру начинают обрывать крылышки мухам. А исходя из предположения, что господь зол, проблема зла становится решаемой.

— Все злы? И Иисус?

— Нет-нет! Иисус единственное доказательство, что мы, род людской, умеем бывать и добрыми. Скажу уж откровенно, я не уверен, что Иисус был сыном бога. Как у такого зловредного родителя вышел настолько путевый сын, я объяснить не могу. К тому же я не убежден, что Иисус существовал. Возможно, мы его выдумали сами. Но именно это и чудо. Как нам пришла в голову такая отличная идея. Может, существовал? Был самым лучшим из нас, людей? Из великодушия всем внушал, будто он божий сын, чтобы уверить, что господь добр? Но посмотри, в Евангелии сказано, что и Христос в конце концов убедился, как зол господь. Он так боялся, он из Гефсиманского сада его просил: пронеси мимо меня эту чашу! Фигушки, господь ему — ноль внимания. Когда его распинали, Иисус кричал: Отец, почему ты меня оставил? А тот отвернулся в другую сторону. Но Иисус показал, что может сделать человек, чтобы исправить Господню злобу.

Если бог зол, попробуем быть добрыми хотя бы мы, прощать друг друга, не сотворять зла, заботиться о больных и не мстить за обиды. Поможем друг другу, учитывая, что бог нам не помогает. Это ведь грандиозная идея? Насчет Иисуса? Правда же? До чего, поди, обозлился бог. Это его главный враг был — Иисус. Куда там дьяволу. Иисус главный друг таких бедолаг, как мы.

— Уж не еретик ли ты вроде тех, кого жгли…

— Я единственный, кто сумел угадать истину. Чтоб меня не сожгли, я ее никому не рассказываю. Только тебе. Поклянись, что не станешь никому говорить.

— Клянусь. — И я перекрестил сомкнутые губы.

Я заметил у Граньолы под рубашкой кожаную ладанку.

— Что там у тебя, Граньола?

— Скальпель.

— Ты учился на медицинском?

— Я учился на философском. Скальпель мне подарил военврач моего полка в Греции. Перед тем как ему умереть. Он сказал: «Мне уже не пригодится. Пузо мне раскроило не этим, а гранатой. Вместо скальпеля сейчас бы хорошую иголку и нитку… Хотя такую прореху не зашьешь. Держи мой скальпель. Будешь меня поминать». Вот я и ношу его с собою всегда в мешочке.

— Зачем?

— Затем что я слабак. Я такое делаю и такое знаю, что если эсэсовцы или чернобригадовцы до меня доберутся, начнутся пытки. Под пыткой я могу заговорить. Я боюсь боли. Подведу товарищей. Поэтому, когда меня будут брать, я перережу себе глотку этим вот скальпелем. Это не больно. Секунда. Шурхх… и готово. Как я всем сразу вставлю! Фашистам — потому что не скажу ничего; священникам — потому что укокошу себя, а это грех; и богу — потому что умру, когда сам решил, а вовсе не тогда, когда решает он. Всем вставлю!