Черноволосый апостолит подошел к краю помоста и поднял руку, призывая всех к тишине. За его плечами неподвижными статуями застыли Грегориан и полуэльф.
— Приветствую вас, люди Атана! — не то, чтобы очень громко проговорил он — но услышали этот спокойный, уверенный голос все, даже те, кто не попал на площадь и был вынужден слушать с прилегающих улиц. — Мое имя — Этьен де Каррадо, граф Нисселет. Я из Тайного Ордена, как и все те, кого вы видите сейчас рядом со мной.
Я пришел издалека… и был шокирован увиденным здесь. Зверской жестокостью тварей, называющих себя слугами божьими, но на самом деле являющимися слугами лишь самих себя… и покорностью, с которой вы принимали их зверства. Молчаливым согласием на казни ваших родных и близких. Страхом, пропитавшим стены и воздух этого города. И тогда я поклялся изменить это. Сегодня я начал выполнять данное мною слово.
Я вижу, вы в смятении. Вы ожидали увидеть простых людей, таких же, как вы сами — а увидели тех, кого ненавидите. Апостолитов, инквизитора… Но если вы посмотрите по сторонам, вы увидите людей благородного происхождения рядом с вами. Тех, кто по рождению имеет право носить громкий титул и благородную приставку к фамилии. Тех, кто сегодня сражался вместе с вами, плечо к плечу. Не в рождении дело, а в том, что у человека в душе! Благородство — это качество, а не фамилия! Я хочу, чтобы вы понимали это и не спешили осуждать кого-то лишь за то, что он родился бароном.
С сегодняшнего дня жизнь города станет иной. Не будет больше инквизиции. И не будет больше Церкви! Да, не будет — ибо вся религия Христеса есть с самого начала ложь и обман. Да, вас обманывали! Вам лгали на протяжении всей вашей жизни, и отцам, и дедам вашим лгали! Святейшие отцы — они лгали всем. Даже своим же верным псам-инквизиторам. Сегодня пришло время узнать правду.
Этьен сделал шаг назад, уступая место Хейсару. Старый апостолит вздохнул, обвел взглядом толпу — и заговорил.
Он рассказывал простым и понятным языком. Без прикрас описал настоящую историю восхождения на трон империи Христеса, поведал о первой жертве, которую Сияющий обманом выпросил у жителей, о чудовищном обмане, из-за которого несколько веков люди добровольно принимали мучительную смерть, и правнуке Христеса, который попытался изменить сложившуюся ситуацию и почти преуспел, об участи его, когда разгневанный Сияющий, прознавший о подвиге правнука, вернулся в Христесар. Он говорил около получаса — а люди на площади, затаив дыхание, слушали его, боясь упустить хоть слово.
Наконец, глава Ковена закончил. Слово взял Этьен.
— Прежние законы, по которым вас вынуждали жить многие века, теперь недействительны. Никто теперь не имеет права убить другого разумного. Мы признаем наличие души у представителей нелюдских рас — убийство не-человека теперь такое же преступление, как и убийство человека. Мы упраздняем вседозволенность аристократии — теперь любой апостолит будет отвечать за убийство, разбой, насилие наравне с простолюдином. Мы упраздняем и всячески порицаем любое преследование разумных за использование магии, больше того — мы обязуем каждого жителя Атана, обнаружившего у себя магические способности, немедленно прибыть во дворец для зачисления в школу магического мастерства.
На площади вновь воцарилась тишина. Каждый пытался осмыслить и осознать все сказанное. Нелюди теперь будут жить наравне с людьми? Магов и ведьм больше не станут сжигать на кострах? Апостолитов за насилие и убийство накажут так же, как и любого другого? Нет, в это невозможно было поверить…
— Также, мы категорически запрещаем любой самосуд. Если кто-то виновен в каком-либо преступлении, он должен быть доставлен в суд.
Этьен еще минут пять перечислял основные постулаты новых законов, над которыми верхушка Тайного ордена корпела в течение нескольких месяцев, и только закончив с этим крайне важным пунктом, перешел к следующему.
Повинуясь его знаку, с задней стенки помоста сорвали ткань. Толпа вздрогнула при виде ровного ряда виселиц. Перед виселицами быстро поставили плаху, на нее положили топор. И на помост начали выводить людей. Грегориан объявлял имя, обвинение, приговор (а приговор был только один — смертная казнь) и человека подводили к виселице или же — если это был бывший инквизитор — к плахе.
Когда возле виселиц оказалось равное их числу количество людей, граф дал знак палачу. Тот деловито одел каждому приговоренному на шеи петли и дернул рычаг, одновременно открывая все десять люков.
— Эй, а не слишком ли мягкое наказание для этих тварей? — крикнул кто-то из толпы. Хранитель вздохнул — он ждал этого вопроса.
Кричавший тем временем поднялся на ноги — вернее, кричавшая. Это оказалась молодая женщина, изможденная и бледная, но в глазах ее горел неукротимый огонек, выдающий ту породу людей, которых не возможно сломать, а на поясе женщины висел меч — пусть не очень умело подвешенный, но он значил, что она сражалась сегодня ночью.
Тем временем из толпы все чаще начали доноситься крики, поддерживающие женщину.
— На костер тварей!
— Колесовать святош!
— На кол посадить!
— Хватит! — голос Этьена заглушил выкрики, и странным образом подействовал на них успокаивающе. — Приговор — смерть. Какая разница, как они умрут?
— Моему мужу была разница! — возразила все та же женщина. — Он бы предпочел, чтобы его тоже повесили — а его четвертовали! Почему вы даете этим тварям легкую смерть, хотя за все свои зверства они заслужили как минимум кол?
— Потому что я не хочу уподобляться им, — ответил граф, в его взгляде на миг отразилась боль. — Они должны умереть — и они умрут. Но я — не они, чтобы наслаждаться чужими мучениями, пусть даже это и мучения моих врагов! — негромкий вначале, на последней фразе голос его окреп, Этьен вскинул голову, в его глазах сверкало непреклонное решение следовать своему решению до конца.
— Я не собиралась ими наслаждаться! Но пусть уж они на своей шкуре испытали бы, что такое боль! — не сдавалась женщина.
— Сейчас ты хочешь справедливости, — проговорил Хранитель, глядя ей в глаза. — Завтра ты потребуешь мести. Послезавтра ты просто пожелаешь снова увидеть, как корчится в агонии человек, услышать, как он кричит от боли, срывая голосовые связки. И превратишься в такого же зверя, как они. Ты и правда этого хочешь?
— Не превращусь, — упрямо заявила она.
Граф открыл было рот, чтобы ответить, но его остановили.
Мари де Реннит положила ему ладонь на плечо, вынуждая замолчать, и подошла к краю помоста.
— Я была точно так же уверена в своем сыне. Он стал Инквизитором. Сейчас он умрет, — негромко, только для упрямой женщины проговорила она и отвернулась.
Тем временем приговоренных на виселице снова стало много, и палачи взялись за работу.
— Этьен, — негромко позвал Хранителя Грегориан. — Пора.
Граф вздрогнул, но тут же взял себя в руки. И в который уже раз обратился к толпе.