– А ты как думала? – бормотал Орс. – Если бы тут Сухота до самой Араманы лежала, как бы Арамана жила? Чем дышала бы? С другой стороны, может, и легче бы ей приходилось? Самая пакость как раз в этом лесу. Свой лес гахи подчистили, калбов приручили. Даже, как я слышал, в некоторых деревнях и более страшную пакость на службу поставили. А южнее, что им искать? Велика охота через Сухоту переться! Хотя забегают иногда, забегают. Но тут и без них мерзости хватает. Араманские дозорные без работы не сидят.
– Где будет можно уйти к реке? – спросила Кама.
– А чем тебе тропа не угодила? – не понял Орс.
– Остановиться хочу хотя бы на половину дня, – отрезала Кама. – Помыться, постирать одежду. Или ты хочешь, чтобы от меня воняло в Арамане, словно от бродяжки?
– Иногда самый лучший способ, чтобы на тебя не смотрели – плохо пахнуть, – заметил Орс. – Так ты ледяной водой собираешься мыться?
– А ты можешь предложить что-нибудь получше? – поинтересовалась Кама.
– Банька тут недалеко есть, – задумался Орс. – За десяток лиг до первых дозорных башен. Если будешь бежать так, как бежишь теперь, к полудню завтрашнему будешь на месте. Но две закавыки случатся, не без этого.
– Хозяин у бани строгий? – нахмурилась Кама.
– Нет у нее хозяина, – ответил Орс. – Да и баня не для придир и неженок. Закавыки в другом. Она на другом берегу. Придется через реку перебираться, а вода все-таки ледяная.
– Все равно стираться, – мотнула головой Кама. – Идти недалеко от переправы?
– Рядом, – успокоил путницу Орс. – Вторая закавыка будет похуже. Костер придется разводить большой.
– Это еще зачем? – не поняла Кама.
– Солончак там на берегу, – объяснил Орс. – Всякая тварь камни приходит лизать. Днем, правда, не особо, да и нечего там днем тебе делать, оттуда уже можно дорожку хоженую в Араману найти. Там и охотники изредка из тех, что посмелее, гуляют. Но бывают твари пострашнее тех, которые соли ищут. Те, которые ими как раз питаются.
– Костер будет, – отрезала Кама. – Главное, чтобы баня была.
…Через день, застывая от холода, в мокрой одежде, Кама стояла на берегу Искарану у выдолбленного или промытого падающим с берега ручьем желоба в известняковой глыбе и зло щурилась.
– Это и есть баня?
– А ты чего хотела? – удивился Орс. – Вода в корыте есть, если считать ведрами – так пару десятков, не меньше. Ты можешь в рост растянуться. Гранитные оковалки – вот они. Бросай в костер, раскалятся – скатывай в воду. Ложись, а хочешь – мойся, грейся, стирайся. Вон, даже валежник в расщелине еще остался. А уж сколько лет прошло, как мы с Сином тут отдыхали… Так что это, верно, и не наш валежник. А тебе-то что за дело? Воды будет мало – до реки только наклониться. Ведро кожаное, если что, у меня в мешке имеется. Пользуйся, пока я сам пользы из него извлечь не могу.
– Где солончак, о котором ты говорил? – спросила Кама.
– Да тут же, поднимись на склон, – посоветовал Орс. – Я тебе, кстати, советую камни вот на этих валунах греть. Да, на десяток шагов дальше от корыта, зато валуны нагреются, быстрее одежду высушишь.
– Сейчас ты мне снова кажешься Портенумом, – скривила губы Кама.
– Тысяча лет накладывает отпечаток, знаешь ли, – согласился Орс. – Ничего, вот вселюсь в юного красавца со жгучим взором, глядишь, начну вирши складывать!
– Где ж ты возьмешь такого? – усомнилась Кама.
– Да уж, – согласился Орс. – Такие в дорожной пыли не копошатся. Хотя кто мне мешает сотворить красавца из какого-нибудь толстячка?
– Вроде этого? – спросила Кама.
За гребнем низкого, каменистого берега и в самом деле лежало солончаковое плоскогорье. Размер его был невелик, вряд ли больше сотни шагов поперек и сотни три в длину, как раз по следам весенних ручьев, что, верно, скатывались с расположенных в лиге лысых увалов. Не считая их, сам солончак напоминал проплешину в густом еловом лесу, хотя елки росли и прямо на солончаке, только выглядели не здоровыми деревьями, а скрученными непогодой или невзгодами уродцами. Зато хватало и нанесенного водой или ветром валежника. И как раз среди него паслось стадо сухотных свиней.
– Повезло тебе, – понизил голос Орс.
– Это почему же? – спросила Кама, разглядывая животных, которые почти ничем не отличались от обычных кабанов, разве только вместо шерсти их загривки покрывали тонкие иглы да длинные, в две ладони, клыки торчали из пастей и вверх, и вниз.
– То, что теперь не весна, – объяснил Орс. – Нет ничего хуже, чем наткнуться на вот такую мамашу с поросятами. Но и с таким зверьем я бы не спешил обниматься. И уж точно с тем, который на них охотится. Таких кабанов и калбы берут только стаей. А тут никакой стаи не хватит. Их же здесь десятка два!
– Я не калб, поросят у кабанов нет, так что нечего и беспокоиться, – прошептала, пятясь, Кама. – Валежника в расщелине достаточно, не понравится запах костра – уйдут, понравится – пусть нюхают. Даже если свалятся со склона, корыто твое все выше воды на три локтя, отобьюсь как-нибудь. Главное, чтобы гахи не успели сюда добраться.
– Гахи силой и выносливостью подобны диким зверям, но так, как бежала ты… – пробормотал Орс. – Думаю, несколько дней у нас еще есть. Хотя вряд ли они останутся там надолго. Такую прорву деревни не прокормят, тем более зимой. Война начнется со дня на день. В любом случае мыться и стираться лучше с мечом под мышкой.
– Еще немного, я и сама окоченею до крепости стали, – пообещала Кама.
…Орс не обманул. Сухотская дикая баня и в самом деле одарила Каму минутами блаженства. Сначала, правда, ей пришлось разжечь костер, достать из ледяного корыта и перетащить в огонь камни, затем стянуть с себя заледенелую одежду и уже под обжигающим ветром катить раскаленные камни в воду, сдвигать их, шипящие, к одному краю, зато уж потом никто не мешал распластаться в теплой воде и впервые за несколько дней перевести дыхание.
– Ты меня видишь? – проговорила Кама, раздумывая о том, что еще минута-две, и надо будет заниматься стиркой. Хотя разве это стирка?
– Ты хочешь, чтобы я на тебя посмотрел? – заинтересовался Орс.
– Только не говори, что ты зажмуриваешь свои придуманные глаза и ничего не видишь, – усмехнулась Кама.
– Ну, не могу похвастаться зоркостью придуманных глаз, но некоторое представление о том, что вокруг тебя, я имею, – признался Орс. – Хотя меня всегда интересовал интерес женщин, особенно обнаженных, к тому, видят ли их или нет.
– У тебя был некоторый опыт по этой части? – спросила Кама.
– Всякое случалось, – признался Орс. – Во-первых, я в любом обличье способен отличать прелести от уродства, во-вторых, принимая чужое тело, мы принимаем и его слабости. А слабости у Портенума были хоть куда. Но сразу же развею твои подозрения, с гахками не грешил.
– Ты все-таки читаешь мои мысли? – скривилась Кама.