– Сделай еще раз, – попросила она. – Да. Подними верхнюю губу и сдвинь брови. У тебя обветренное лицо.
– Морем до Тира и обратно, – старательно наморщил лоб Лаурус.
– Вот так. – Она кивнула. – Так почти не похож. И голос у тебя с хрипотцой. Не должен узнать.
– Иди, – сказал ей Лаурус. – Вон, кажется, конские ряды. Да. За волами. Я подойду и справлюсь. Только справлюсь!
– А ярлык? – всплеснула руками Лава.
– У меня есть ярлык отца, – отрезал Лаурус.
…Лошадей в рядах хватало. Но Лаве показалось, что большая их часть была либо вымотана долгим переходом, либо годилась только на то, чтобы стоять у коновязи, жевать сено и дожидаться смерти. Торговцами были, как правило, беженцы. Зачастую рядом с ними стояли их дети, каждого покупателя встречая взглядом, в котором светилось сразу два желания, чтобы у их семьи появились монеты и чтобы покупатель прошел мимо, не забрав лошадь. После долгих сомнений Лава все-таки присмотрела пять лошадок, но не стала даже заводить разговор с продавцами. Против ожидания, молчали и продавцы. Гнетущая тишина стояла над всем рынком.
Лаурус появился через десять минут. Прошелся вдоль ряда один раз, другой. Посмотрел тех, на которых показала ему Лава, прищурился и взялся осматривать лошадей от зубов до копыт, не упуская ничего. Несколько раз он спрашивал о чем-то несчастных торговцев и всякий раз получал утвердительный ответ.
– Ты разбираешься в лошадях? – удивилась Лава.
– Подожди, – пробормотал Лаурус. – К концу этой войны ты тоже будешь разбираться в лошадях, доспехах, оружии. Может быть, даже в магии. А если спрячешься в укромном месте, где-нибудь в том же Лаписе, то будешь разбираться в приготовлении еды, в наведении порядка в доме, может быть, в пошиве одежды и колке дров. Как сложится.
– Ты узнал что-нибудь? – спросила она его негромко.
– Я нанялся, – прошептал он. – Теперь я воин короля Пуруса, точнее, его южного войска, которое под рукой Муруса. Клавус Вадум. Стражник не узнал меня. А моего отца мало кто помнит. Его уже нет очень давно.
– И что же теперь? – растерялась Лава.
– Теперь нужно сторговаться по лошадям, которые не слишком хороши, но явно не собираются помирать в ближайшие несколько лет. Им бы в поле да раны обработать. Впрочем, с этим я справлюсь. Сразу же подобрать амуницию, в большинстве своем она уже есть, притертая, что хорошо. Ну и отправляться к нашим.
– А монет хватит? – спросила Лава.
– Еще и останется, – подкинул кошель Лаурус. – Твой Литус вовсе не нищий бродяга! Выгодный жених, я тебе скажу. Мы могли бы скупить всех лошадей на этом рынке. Что не означает, будто я не собираюсь торговаться.
– Но как же… – едва сдержала слезы Лава и тут же поняла, что готова заплакать не из-за того, что останутся без присмотра Ава с Гладиосом и Армой, а из-за того, что и Литус вот так же может шагнуть туда, куда поведет его долг или что-то такое же, обитающее в его сердце, и она, Лава Арундо, желанная для многих вельмож Анкиды невеста, ничего не сможет сделать. «Была желанная, – подумала она про себя. – Забудь. Теперь ты зверь, на которого объявлена охота».
– Ты чего это? – обнял ее Лаурус. – В слезы? Не волнуйся. Порядок такой – я должен добраться до одного из гарнизонов и показать выданный мне воинский ярлык. Не доберусь, нет и разговора. А ближайший гарнизон то ли в Аштараке, то ли в Хоноре. Этот стражник и сам толком не знает, где теперь. Зато уж и мы не просто так будем по Тирене двигаться, а к месту назначения. А уж там – будет мне и доспех, и оружие, и, если все сладится, даже и лошадка. Кстати, давай-ка иди в оружейный ряд, там, правда, как я понял, в основном всякая дребедень, но присмотри что-нибудь для Литуса. Да и для себя. У меня поддевка с бляшками имеется, у Сина тонкая кольчужница под одеждой, даже таких, как он, жизнь продолжает учить, а у тебя и Литуса ничего, кроме гордости. Иди, а я пока поторгуюсь. Да смотри по сторонам! Город словно на произвол судьбы брошен. Раздолье для воров!
– А ну-ка, красавица, чего хочешь? – раздался у нее над ухом гортанный призыв, Лава обернулась, и торговец, который таскал за собой лоток с расческами, гребешками, зеркальцами, лентами, какими-то застежками и прочим ярким барахлом, тут же отскочил в сторону. Да уж, – Лава представила себя его глазами. Обветренное лицо, вытертая, помятая одежда не первой свежести. Спутанные короткие крашенные в черноту волосы. Меч на поясе. Энки всеблагой, так кто она теперь внешне – мальчишка или девушка? И что-то еще могло его испугать?
– Подожди!
Она догнала торговца, дернула его за плечо, наверное, остановила чуть резче, чем следовало, потому что еще сильнее побледнел явно не слишком удачливый тирсен. Побледнел и замер, застыл, словно в дерево обратился.
– Все не новое, – кивнула она сама себе, рассматривая товар. – Воруешь?
– Скупаю, – скривился торговец. – На том торжище, что у восточных ворот. Люди последнее продают, чтобы зацепиться за жизнь. И я торгую, чтобы зацепиться.
– Это хорошо, – кивнула Лава, откладывая в сторону костяной гребень, на котором не хватало двух зубов, несколько лент из числа не самых ярких, пару застежек из бронзы для одежды, могли сгодиться, когда волосы отрастут.
– Серебро ардуусское принимаешь? – спросила строго.
– Да что тут на серебро-то? – засуетился торговец. – Ты ж не взяла почти ничего…
– Зеркало нужно, – сказала Лава.
– Зеркало? Сейчас! – обрадовался торговец, опустил лоток прямо в затоптанный снег, скинул с плеч мешок. – Сейчас, сейчас! Вот!
Лава посмотрела на отшлифованные пластины бронзы, покачала головой.
– Нет. Нужно стеклянное зеркало. Небольшое. Лучше, если оно будет в футляре. Вот. – Она протянула ему серебряную ардуусскую чешуйку. – Заберу то, что отобрала. Найдешь зеркало, дам еще две такие же монеты.
…Дошла до оружейных рядов, где и в самом деле торговали не кузнецы, а такие же перекупщики, как недавний коробейник, зашла за крайнюю лавку, подняла горсть чистого снега, умылась им и принялась расчесывать волосы. Когда закончила, хотела приладить черную ленту, да не смогла зацепиться, поэтому повязала ее на шею. Вышла наружу и увидела Лауруса, который крутил головой.
– Вот ты где! – обрадовался он. – Ничего не подобрала? Ладно, тогда я беру для Литуса эти наручи и вот этот жилет. Сталь так себе, но лучше это, чем дырки в живом теле. А для тебя тут и в самом деле ничего нет.
– Где лошади? – спросила Лава.
– У шатра, – ответил Лаурус. – Если я нанялся в ардуусское войско, должно же оно как-то помогать и мне? Вот, держи кошель. И на треть его не опустошил. Отдашь Литусу.
– А сам не можешь? – не поняла Лава.
– Отдашь Литусу, – повторил Лаурус. – Что это я через твою голову должен прыгать? Ты его ко мне привела или кто-то другой?
…День перевалил за полдень, и торговцев на диком торжище уже почти не осталось. Зато и Ава с детьми, и даже Литус выглядели довольными, объяснением чему были лепешки, сыр и крынка с остывшим, но все еще теплым медом. Увидев лошадей, Арма и Гладиос запрыгали от радости, а потом сразу же попробовали забраться на одну из них. Литус принял у Лавы кошель с монетами, сунул ей в руки лепешку и поспешил подхватить лошадей под уздцы.