– Дурак ты, хоть и из другого мира, – пробормотал Дитриш.
У меня вдруг возникло ощущение, что мы знакомы много лет. И я легко ответил:
– Да ты сам дурак. Ты на своем месте, верно. И подвиги твои вовсе не в том, чтобы с ружьем наперевес карабкаться в гору. Тем более что тебе-то ничего плохого Люди-над-людьми не сделали… Ты на своем месте, тебя уважают. Правильно. Так и делай то, что должно делать. Расти свои апельсины, построй какой-нибудь завод, изобрети чего-нибудь. У вас тут есть чем заняться. Снаряди экспедицию. Не на берег материка руины грабить. А дальше. Нормальные карты составьте. Может быть, вы не одни в этом мире. Если даже все материки погибли, островов-то много. Хоть узнаешь наконец, где вы живете… в Гренландии или в Японии.
Мне показалось, что у Дитриша загорелись глаза. Неужели то, что я предложил, никогда не приходило ему в голову?
– В открытом море опасно, – сказал он. – Только отчаянный человек сунется не к берегу, а в никуда.
– У нас такие отчаянные были, не поверю, что у вас перевелись. Найди капитана Ван Тао. Он очень отчаянный. И, по-моему, нуждается в деньгах. А я у него еще пятнадцать марок спер, – в приступе откровенности добавил я. – Даже больше, если с мелочью.
Дитриш улыбнулся:
– Я ему верну. И спрошу, насколько он отчаянный.
– И женись, – добавил я. – Не расстраивай народ. А то в библиотеку всякие заходят, знаешь ли…
– Туда сопливые дети и старые пердуны заходят, – буркнул Дитриш.
– Ну, дети могут и подрасти…
– Перестань, а? – возмутился Дитриш. – Ты себя ведешь будто мой отец!
– А что? Если я из прошлого, то в какой-то мере твой предок. Могу и покомандовать.
Как ни странно, но Дитриш принялся обдумывать этот аргумент всерьез. Похоже, предков своих он и впрямь уважал.
– Это только если твоя теория верна, – сказал он после размышлений. – Так что не надо тут из себя… старшего брата строить. Лучше расскажи про себя. Ну, про свой мир.
– Да что в нем интересного? – спросил я. – Работал продавцом. Если без красивых слов, то именно продавцом. Продавал компьютерные железки.
– А что это такое?
Я долго объяснял, что такое компьютер. Постепенно увлекся до такой степени, что даже кратко изложил достоинства и недостатки «Висты» по сравнению с «ХР» и высказал свою точку зрения на вечное противостояние «Интела» и «АМД».
– И это ты называешь неинтересным? – пораженно спросил Дитриш. – А ты хотел стать именно продавцом компьютеров?
– Да нет, что ты… Кто же мечтает стать продавцом…
– У нас – многие.
– Менталитет другой… Я учился в авиационном институте. На аэрокосмическом. Глупость, конечно, детская мечта. В детстве все мечтают наесться мороженого, стать летчиком или космонавтом…
– А что такое космонавт? Про летчиков я читал.
Пришлось рассказывать и это.
К своему удивлению, я увлекся еще больше. Надо же, три года отучился и вроде как все забыл. Но оказалось, где-то в памяти все хранилось. Вспоминать было и приятно, и чуть больно – вроде как о любимой девушке, с которой расстались по обоюдному согласию, но оставив что-то недосказанным…
– И ты говоришь, что ваш мир неинтересный? – воскликнул Дитриш. – Вы летали на Луну и хотели лететь на Марс. У вас весь мир можно за день пересечь! А ты говоришь – неинтересно!
– Наверное, мы привыкли. Нам все это кажется обычным.
– Вот дураки, – сказал Дитриш. – Компьютеры, самолеты, ракеты. Луна.
Он покачал головой и налил себе еще вина. Хорошее вино, наверняка из собственного виноградника, хранилось где-нибудь в подвалах, в огромных бочках…
– Уже поздно, – с сожалением произнес Дитриш. – Я бы с тобой всю ночь проболтал. Но ты же утром пойдешь к башне?
– Да.
– Тогда тебе надо выспаться.
У него все-таки было очень развитое чувство ответственности.
– Хорошо. – Я допил вино. – Спасибо… за автомат, и вообще.
– Я завтра тебя провожу немного, – виновато сказал Дитриш. И в сердцах добавил: – Ты бы знал, как я хочу пойти с тобой к башне!
Утро выдалось отвратительным.
Проснувшись, я услышал, как барабанит за окнами дождь. На самом деле замечательно так вот просыпаться – если это утро субботы или воскресенья, никуда не нужно идти, можно поваляться немного, то засыпая, то пробуждаясь, потом включить телевизор и, слушая какую-нибудь дурацкую болтовню, готовить завтрак, глядя в мокрое стекло, по которому сползают крупные капли, посочувствовать людям, спешащим по улице под куполами зонтов…
Но мне-то предстояло иное.
Я поднялся, отодвинул штору и посмотрел в окно. Серые тучи мокрым пледом лежали на склонах гор, на дворе не было ни единого человека, а снаружи на подоконнике мокли два нахохлившихся голубя. Башни не было видно, словно и нет ее в природе.
Хороший полководец в такую погоду солдата под пули не выгонит.
Очень обидно, что я и полководец, и солдат в одном лице.
Я спустился вниз и обнаружил Дитриша в обеденном зале. Будто он и не уходил. Впрочем, может, так и было – на столе стояла еще одна пустая бутылка из-под вина, а пепельница на курительном столике была полна папиросных окурков.
– Доброе утро, – приветствовал меня Дитриш. Вид у него и впрямь был невыспавшийся. – Погода мерзкая.
– Заметил, – сказал я. Появился слуга, стал сервировать стол. Свежий сок, чай, хлеб, сыр, колбаса. Горячего на завтрак не было, впрочем, волнение все равно отбивало аппетит.
– Может, отложим до завтра? – спросил Дитриш. – Подготовились бы лучше. Я могу поспрашивать людей в поместье – вдруг кто-то согласится пойти с тобой?
– Они робота боятся. Железного человека.
– Да это сказки, – хмуро сказал Дитриш. – Не бывает таких.
– В нашем мире были. Несовершенные, конечно, но были. Движущаяся машина из железа, которой управляет компьютер.
– И она может ходить на ногах?
– Ну… вроде делали таких.
– Слухам уже полсотни лет! За такое время любая машина сломается… даже если что и было.
Я пожал плечами, намазал себе бутерброд. Положил сверху кусок сыра и кусок колбасы.
– Может, приказать подать суп? – сказал Дитриш. – Или мяса.
– Ничего, хватит.
– Я подумал, что тебе еще взять с собой. Вот веревка. – Дитриш кивнул на стол между нами. – Она, конечно, не такая тонкая и удобная, как у Людей-над-людьми. Но тоже крепкая. Еще охотничий нож.
Я засмеялся:
– С ножами у меня вечно проблемы. Мне одна женщина, функционал, все время дарила скованные ею ножи.