Мы сидели втроем в моем кабинете на студии. Я места себе не находила и гипнотизировала взглядом телефон. Кэнди побледнела от волнения. Только Льюис, развалившийся в кресле для посетителей, казался спокойным, почти скучающим. Мы ждали результатов кинопробы.
Однажды вечером, несколько дней спустя после смерти Фрэнка, Льюис вдруг решился и встал. Легко, как будто нога никогда и не была сломана, сделал несколько шагов и остановился передо мной. Я была совершенно изумлена.
– Смотрите, я здоров.
Я настолько привыкла к его присутствию возле меня, к его полуувечности, что и не думала, что рано или поздно это должно произойти. Скоро он скажет мне «до свидания» и «спасибо» и скроется за углом, и я его больше не увижу. Непонятная боль сжала мне сердце.
– Прекрасная новость, – еле выдавила я.
– Вы так считаете?
– Ну конечно. И что вы теперь собираетесь делать?
– Все зависит от вас, – спокойно проговорил он. И снова сел.
Я вздохнула с облегчением. По крайней мере он не уезжает прямо сейчас. Зато его слова меня заинтриговали. Почему вдруг судьба столь летучего, безразличного и свободного существа зависит от меня? Все это время я была для него сиделкой, не более.
– Если я останусь здесь, мне надо найти работу, – продолжил он.
– Вы хотите обосноваться в Лос-Анджелесе?
– Я сказал «здесь», – сурово ответил он, указывая подбородком на веранду и на свое кресло. Помолчав, он добавил: – Если вы, конечно, не против.
Я выронила сигарету, подняла ее, вскочила, бормоча что-то бессвязное вроде: «Надо же, вот это да, ну и ну, вот уж не ожидала» – и тому подобного. Он сидел совершенно неподвижно и смотрел на меня. Я покраснела от смущения (этого только не хватало!) и сбежала от него на кухню. Прямо из горлышка отхлебнула добрый глоток скотча. Еще немного, и я сделаюсь алкоголичкой, если уже не стала. Собравшись с духом, вернулась на веранду. Пора объяснить этому мальчику, что я живу одна, потому что мне это нравится, потому что сама так решила, и вовсе не нуждаюсь в юном спутнике. К тому же из-за него я не могу приглашать к себе поклонников, что осложняет мне жизнь. И в-третьих, в-третьих… В общем, ему незачем здесь оставаться. Как две минуты назад меня пугала возможность его отъезда, так теперь возмущала мысль о том, что он останется. Но мне было не до исследований собственной противоречивости.
– Льюис, – сказала я, – нам надо поговорить.
– Это ни к чему. Если вы не хотите, чтоб я оставался, я уеду.
– Дело не в том, – проговорила я, окончательно сбитая с толку.
– А в чем же?
Я ощущала смятение. И правда, в чем? Я ведь не хотела, чтобы он уезжал. Он мне нравился.
– Дело в том, что это неудобно, – проговорила я слабым голосом.
Он засмеялся, смех очень его молодил. Я выпалила:
– Пока вы болели после ранения, было в порядке вещей, что вы у меня живете. Вы тут один в чужом городе, вы попали в беду, вы…
– А раз я начал ходить, это уже неудобно?
– Этого никому не объяснишь.
– Не объяснишь кому?
– Всем!
– Вы всем отчитываетесь в своих поступках?
В его голосе мне почудилось презрение, я вскипела:
– Но, Льюис, посудите сами. У меня свои привычки, у меня друзья, у меня… ну, словом, бывает, мужчины за мной ухаживают…
Выговорив все это – верх унижения! – я снова покраснела. В сорок пять лет! Льюис кивнул.
– Я прекрасно знаю, что в вас влюбляются мужчины. Например, тот тип на машине, Брет.
– Между мной и Полом никогда ничего не было, – целомудренно сообщила я. – И потом, это не ваше дело. Ваше присутствие меня компрометирует.
– Вы уже достаточно взрослая, – резонно возразил Льюис. – Просто я думал, что если найду работу в городе, то смогу жить здесь и приносить вам деньги.
– Мне не нужны деньги! Я достаточно зарабатываю, мне и без жильцов денег хватает!
– Так мне было бы удобнее, – миролюбиво возразил он.
После долгой дискуссии мы пришли к полному согласию. Льюис попробует найти работу, а затем подыщет квартиру где-нибудь неподалеку, раз уж ему так хочется. Он на все соглашался. Спать мы разошлись, вполне довольные друг другом. Уже засыпая, я вспомнила, что он так и не сказал, почему хочет остаться рядом со мной.
На следующий день я всем на студии рассказывала о молодом человеке с ангельской внешностью. Мне пришлось выслушать несколько плоских шуток, но зато удалось заручиться приглашением для Льюиса. Я привезла его, он снялся в кинопробе, и мой патрон, Джей Грант, обещал просмотреть ее в ближайшие дни.
И вот такой день наступил. Джей засел в демонстрационной, ему предстояло сделать выбор между Льюисом и дюжиной других претендентов. Я грызла ручку. Кэнди, втрескавшаяся в Льюиса с первого взгляда, рассеянно стучала по клавишам машинки.
– Не очень-то живописный вид, – задумчиво произнес Льюис.
Я взглянула на пожелтевшую лужайку за окном. Господи, вот он о чем! Может, ему суждено стать звездой первой величины, героем-любовником номер один американского кино, а он толкует о каком-то виде из окна! Я на миг представила, как он, кумир толпы, обладатель многочисленных «Оскаров», объездивший весь свет, порой заруливает на своем «Кадиллаке» к старушке Дороти, которая некогда наставила его на этот путь. Я уж совсем было растрогалась, как зазвонил телефон. Я схватила трубку.
– Дороти? Это Джей. Дорогуша, ваш малыш просто прелесть. Заезжайте глянуть. Со времен Джеймса Дина не видал ничего подобного.
– Он здесь, – сказала я сдавленным голосом.
– Прекрасно. Приезжайте вместе.
Кэнди расцеловала нас, утирая глаза платочком. Мы вскочили в мою машину. Демонстрационный зал располагался километрах в трех отсюда. Мы преодолели их за рекордное время и бросились в объятия Джея. «Бросились» сказано не совсем точно. Было похоже, что Льюиса все это вовсе не интересует, он еле волочил ноги, что-то насвистывая на ходу. Он вежливо поздоровался с Джеем, уселся в темном зале рядом со мной, и нам снова прокрутили пленку.
На экране его лицо было другим. В нем появилось нечто плохо поддающееся определению, что-то жестокое, необузданное, но страшно притягательное. Мне стало не по себе. На экране кто-то чужой с почти немыслимой непринужденностью встал, прислонился к стене, зажег сигарету, зевнул, улыбнулся. Он держался, точно вокруг не было ни души. Камера совершенно его не стесняла. Да и заметил ли он ее?
Зажегся свет, и Джей обернулся ко мне с видом победителя.
– Ну, Дороти, что вы на это скажете?
Ну, разумеется, это он его открыл! Я несколько раз молча кивнула. Здесь лучше понимают мимику. Джей обратился к Льюису: