Погода портилась на глазах. Дождь усилился, ветер налетал порывами. Дальнейшее пребывание на улице без крыши над головой становилось невыносимым. Я не обманула Фому, машина нужна была именно позарез.
Подавив желание бежать куда глаза глядят, я начала маневрировать, прячась от «братана» за Кривого Фому. Тот с возрастающим беспокойством следил за моими маневрами, продолжая тереть колено. Наконец он хоть и запоздало, но отреагировал на мое откровение насчет тачки.
— Воскресенье же, — напомнил Фома.
— Слава богу, что не Пасха, — рассердилась я. — Или по праздникам уже людям «бабки» не нужны?
— Так ведь нотариуса нет, — пояснил свою мысль Фома и поинтересовался: — Чего дергаешься, дивчина, блохи что ль заели?
— Мил человек, — взмолилась я, — тачка нужна во как! — и я резанула себе ладонью по горло. — Такое желание хуже блох!
Он с сомнением поглядел на меня, но смягчился.
— Ладно, проходи, перетрем.
— Не-не, — испугалась я, опасливо заглядывая за его плечо. — Мне к тебе нельзя, увидеть могут.
И ведь ни словом не солгала, а какой эффект! Фома понизил голос до шепота и спросил:
— Да ты от кого?
— От Ефима, — не моргнув глазом и не покривив душой ответила я, назвав имя сторожа с автостоянки.
— Лады, — кивнул Фома, — еще больше понизив голос. — «Капусты» много?
— Три тонны, — шепотом уведомила я, хотя все пять тысяч долларов, взятые у монаха, лежали у меня за пазухой.
— С собой, что ли? — оживившись Фома.
Я решила не конкретизировать, лишь сказала:
— Сразу отдам.
И правильно сделала. Фома понял, что дело имеет с серьезными людьми, преисполнился уважением, кивнул и скомандовал:
— К магазину иди. Подгоню.
— Только поприличней на имеющуюся сумму выбери, — попросила я.
Он пожал плечами:
— Выбирать не из чего. Тачка только одна. Номера транзитные московские. Ксивы настоящие. Пока до таможни не доедешь, никто не тронет. Ну а таможня, это дело не мое. Сама.
— Сама, так сама, — согласилась я и, дав знак монаху, к магазину побежала.
Уже вдогонку Кривой Фома озабоченно крикнул:
— Бабки, бабки-то заранее приготовь. Мне тоже ждать не резон.
Топчась у магазина, я старалась не замечать бормотания монаха и размышляла о внезапном появлении «братана».
«Загородный филиал у них здесь что ли? Ощущение такое, что эта бригада монополизировала весь преступный бизнес страны. А мой „братан“ обладает прям-таки потрясающей вездесущностью. Только что бухгалтером к Тамарке нанимался и уже здесь шустрит.»
Фома приехал быстро. Рядом со мной, сверкая кузовом хачбек, остановился новенький на вид «Форд— скорпио».
— «Бабки» давай, — не выходя из машины, сказал Кривой Фома.
Он высунулся из открытого окна, манящего теплом, уютом и звуками музыки. Я стояла на дождике и завидовала ему изо всех сил.
— Сяду в машину, отдам, — заявила я, пусть знает, что не лыком шита.
Фома криво усмехнулся, поправил на глазу пиратскую повязку, вышел из машины, оставив ее двигатель работающим. Я устроилась на роскошном велюровом сидении «Форда» и захлопнула за собой дверь. На лице Кривого Фомы отразился испуг, но электромотор, подчиняясь движению моего пальца, уже опускал стекло — я честно протянула Фоме тридцать стодолларовых купюр. Он профессионально их посчитал, удовлетворенно крякнул и произнес напутственное слово:
— Кати с богом, да скажи Ефиму, что я всегда рад…
Узнавать детали его радости мне не хотелось, и я с места рванула мощный послушный автомобиль, краем уха выхватив из дождливой мглы:
— Ксивы-то в бардачке…
В бардачке оказались не только ксивы, но и початая бутылка водки, забытая, видимо, впопыхах. «Представляю, как загорюет Кривой Фома, когда обнаружит свою оплошность,» — подумала я, направляясь к монаху.
Монах мой, кстати, остался бормотать под магазином. Он даже не взволновался. Сделав круг, я развернулась, резко затормозила у его ног и распахнула дверцу, страшно гордясь собой и уже ощущая последствия духовного роста.
— Ваш земляк! — сказала я, имея ввиду «национальность» автомобиля.
Монах уселся рядом со мной, одобрительно обозрел комфортабельные американские внутренности салона и сказал:
— О-о…
— Не "о", а рука Господа.
Конечно, рука Господа, а что же еще? После Марусиного «Жигуля» это было сродни чуду. У меня даже в глазах зарябило от всего того, что в этом автомобиле работало: фары и подфарники, стопы и повороты, даже противотуманные фары, что с некоторых пор уже казалось излишней роскошью. Все светилось, мигало и переливалось. Мерно махали дворники и тихонько подвывал электродвигатель охлаждения радиатора. Двигатель работал почти неслышно.
— Рука Господа! — повторила я.
— Конечно, — согласился монах. — И шага нам не ступить без энергии Создателя, но неужели в России провинциальный сервис значительно лучше столичного? Вы так быстро сумели оформить кредит и получить транзитные номера.
— Какой еще кредит? — изумилась я.
— Но ведь не могли же вы заплатить полную стоимость автомобиля. Я дал вам слишком мало денег.
С победоносным видом я протянула ему две тысячи долларов, оставшиеся после покупки.
— Говорю же, рука Господа. Теперь и сама вижу, что духовный рост у меня начался — и эти-то деньги не все понадобились. А номера на машине уже были. Так что, оформлять ничего не пришлось.
— Три тысячи?! За эту машину?! Но так не бывает, — с подозрением воззрился на меня монах.
— В России все бывает, — гордо заявила я и во избежание двусмысленности, пояснила: — Машина краденная, вот ее подешевке и толкнули. Документы — липа, годятся только для патрульно-постовой службы, более серьезную проверку не пройдут. Я про таких барыг, как наш продавец, слышала. Обычно они торгуют «горячими» автомобилями, угонщики которых либо наркоманы, либо сильно спешат. Барыга наваривает на каждой машине не больше тысячи долларов, — сказала я, блеща познаниями закулисья нашей страны.
— Барыга?
— Ну да, торговец краденным.
— Вы хотите сказать, что машина краденная, — изумился мой монах.
— Только об этом и толкую, — рассердилась я. — Удивляюсь, как не поняли вы до сих пор.