– Я-я… – начала заикаться Магда. – Нет, Джо. Я стояла и смотрела. А он дышал и дышал. Несколько минут, представляешь!
– Ты едва не утопила ребенка, Магда, – нахмурился Джо. – Не говори мне такое, иначе я буду переживать и за Томми. Да, кстати, Оскару вообще стоит сказать огромное спасибо. Если б не он, то Джек отправил тебя с ребенком в город и…
– А кто его уговорил так поступить, а? – перебила его Магда. – Ну, ну, скажи.
– Башка. И что?
– А то! С кем сейчас больше времени проводит Оскар? Где он сейчас? С Климом?
Джо кивнул.
– Не чисто здесь что-то, – продолжила Магда. – Клим что-то скрывает от тебя и от меня. Что-то очень важное. Я никогда не доверяла этому умнику.
– Хорошо, Магда, – согласился Джо. – Я скажу Джеку, чтоб он слегка нажал на Башку и тот выложил все, что знает.
– Так будет правильно. Я ведь ему вместо матери. И я обязана знать все.
Какое-то время они сидели молча. Потом Джо поднялся, подошел к детской кроватке и склонился над ней. Малыш Томми спал на животе, повернув голову, и мерно дышал. Одна ручка лежала под щекой.
– Смотри не разбуди его, – негодующе прошипела Магда.
– Не думаю. Томми всегда спит крепко, – отмахнулся Снежок, откидывая москитную сетку над кроваткой младенца.
Джо потянул к сыну руку, но тут же одернул. Тот пошевелился, почувствовав близость отца, пискнул и потянулся. Веки дрогнули, приоткрылись. Губы разошлись в улыбке. Большой палец крохотной ручки пробрался в рот, и ребенок принялся его сосать. Потом веки его отяжелели, он вновь закрыл глаза. Палец вывалился изо рта. Малыш потянулся и заснул.
– Это правильно, сынок, – прошептал Джо, любуясь сыном. – Сон – это здоровье. Спи, спи…
И в этот момент свет накрыла огромная тень.
Джо выглянул в окно, осмотрелся по сторонам, затем задрал голову и тут же обернулся к Магде. Паника окутала его.
– Вниз! – едва не задыхаясь, проговорил он. – Возьми ребенка! Быстрее! Быстрее!
* * *
Джек миновал кирпичный завод, полуразрушенную водонапорную башню, заброшенную ткацкую фабрику, проехал еще милю, прежде чем попал в жилые кварталы Читтерлингса. К тому времени тучи на небе растаяли, и оно приобрело стальной оттенок, усугубляя уже и так невыносимое пекло.
– Просто здорово… – почти простонал Джек, чувствуя как струйки пота ускорили свой бег под рубашкой, она намокла и начала прилипать к спине.
Жара стояла страшная, почище, чем в печи булочника. Ветра практически не было.
На въезде, у развилки дорог стояли огромные рекламные щиты. На том, что слева, была надпись: «НОВИНКА! «БРАВЫЙ МОРЕХОД» для орального секса со вкусом морской капусты». Справа – с сидящей голой красоткой и двумя голыми мужиками рядом – гласил: «ПОЛЬЗУЙТЕСЬ ПРЕЗЕРВАТИВАМИ «БРАВЫЙ МОРЕХОД» – ЭТО СОХРАНИТ ВАШ ИНТЕРЕС К ЖИЗНИ!» – и Джек, усмехнувшись, сказал: «Непременно воспользуюсь, если понадобится».
Фешенебельные районы города начинались намного дальше, если таковыми их вообще можно было назвать; на улице же, по которой он сейчас ехал, размещались в основном мелкие магазины, лавки, таверны, ломбарды и прочие злачные места, не производившие впечатление приличных заведений. Многие магазинчики, судя по всему, с трудом сводили концы с концами.
Джек ехал медленно, по дороге рассматривая подержанную одежду, выставленную в витринах, поглядывал на обувные лавки с плакатами, которые сообщали, что товары в магазине продаются по сниженным ценам. Кое-где предлагали ассортимент иного характера: устрашающие размерами искусственные пенисы, наручники, плетки, ошейники с шипами и обтягивающее кожаное белье с бахромой – для тех привередливых клиентов, кому вечно не хватало острых «приключений» в борделях.
Человеку, живущему в Пустошах и потом – случайно или по какому-то поводу – оказавшемуся в сети переулков окраин Южного Читтерлингса, могло показаться, что он попал в лучшем случае на другую планету: настолько в этих местах все разное. Вместо постоянной грязи и копошащейся в ней морской живности под ногами оказывались вдруг булыжники, а то и гладко уложенный асфальт, без трещин, из которых растут уродливые кораллы и жесткая, как проволока, трава. Хотя мусора и здесь хватало – им были заполнены не только обочины, но и забиты все сточные отверстия.
Немногочисленная армия дворников не справлялась с горами хлама, остававшимися после ушлых и горластых торгашей из Средней Азии и Вьетнама, устраивавших свой бизнес едва ли не на каждом свободном углу. Этих пришлых торговцев дворники открыто ненавидели и готовы были собрать все свои метлы и сколотить из них кресты, дабы на них распять этих беспардонных и наглых «работодателей». После проливного дождя улицы превращались в огромную помойку, разбрасывая свой выразительный запах на всю округу. К нему примешивались «ароматы» кухонной гари, угольного дыма, гнили и много чего еще, что идентифицировать было сложно. Впрочем, обитатели этих мест давно свыклись с вонью.
Двухэтажные дома стояли сплошным строем, плечо к плечу; их узкие подворотни вели в совсем уже темные дворы – место для разборок между мелкими ворами, быстрого секса и грабежа. А самое главное – тут обитали по большей части люди, чем крысы. Но и они оживляли эти улицы в основном в вечерние и ночные часы, когда спадала жара и слышались шумные ссоры мрачных котов с ворчливыми поссумами. Толпа зевак, торговцев, проституток и их клиентов растекалась по всем направлениям. Звенели и стонали гитары. Люди глазели на звезды, кружились в танце и целовались, а после занимались любовью под пение птиц и лай собак, устраивавших свой концерт в соседних кустах. Магазины не ослепляли роскошью витрин, но соблазняли ценой, и в них можно было приобрести все самое необходимое. Были даже почта, казино и кинотеатр под открытым небом. Но в основном, в дневные часы горожане проводили время так: кто за кружкой холодного пива, стаканчиком крепкого самогона и азартными играми в одной из множества таверн; кто, приняв героин, в тихом одиночестве писал стихи или музыку; кто просто сходил с ума и, накурившись травки, стрелял по бутылкам, метя через горлышко выбить дно. Объединяло людей одно: все они пытались отвлечься от протяжной и унылой, как морская зыбь, жизни.
Южный Читтерлингс уже давно не был рабочим районом. Трущобы, закрытые фабрики и убогая роскошь вполне уживались здесь бок о бок. Последние производства закрылись лет десять-двенадцать назад. Потому на вопрос «кем ты работаешь и на что существуешь?» можно было запросто получить в ухо. Каждый жил, как мог, самостоятельно внося коррективы в свою судьбу. И никто ничего ни у кого не спрашивал просто так, дабы не вызывать к себе ненужный интерес и не наткнуться спиной на нож в одной из подворотен. Никто не молил Бога дать хоть какой-то просвет в жизни, потому что там, наверху, уже давно никто не обращал на этих людей никакого внимания. Каждый искал свой шанс сам, вытряхивая по утрам песок из обуви и трусов, всматриваясь в треснутое зеркало и, достав последнюю сигарету из мятой пачки, мысленно проклинал все на свете, в том числе и жужжащих вокруг москитов, от крови раздувшихся как воздушные шары. Между тем, едва наступала очередная сумасшедшая ночь, каждый опять считал себя полнокровным земным человеком. Именно таким человеком, каким он был в своих мечтах. Но реальность вновь вышвыривала его вон с наступлением рассвета.