– Я могу сказать, чему тебя научило путешествие. Оно научило тебя хотя бы отчасти сдерживать свой гнев. Я в этом уверен. Ты начал думать прежде, чем убиваешь. Это большой шаг вперёд, поверь мне.
– Я смогу вернуться?
Он покачивает головой.
– Я не знаю, Риггер. Честно, не знаю. Это не моё решение.
– А ты, ты хотел бы вернуться туда, откуда привезли тебя?
– Я родился здесь. И Киронага – тоже. И ещё девять человек – из столицы. Ты – из самой дальней провинции.
– Я имею в виду, хотел бы ты вернуться к своей прошлой жизни?
– У меня не было прошлой жизни. Я помню себя только здесь, при дворе.
«При дворе». Для меня эти слова звучат противно.
И тогда у меня возникает последний вопрос:
– Здесь есть гладиаторские бои?
* * *
Я выхожу на арену. Она небольшая, но очень красивая. Ограждение – не просто деревянный забор, а настоящее произведение искусства, резной камень. Под ногами не песок и пыль, а странный чёрный покров, обладающий специфическим запахом. Он похож на застывшую смолу. Файлант говорит, что его варят на севере города, в отдельном районе. Живущие там люди умирают и возрождаются каждые три дня, потому что уже на четвёртый они начинают харкать кровью от испарений в воздухе. Пол немного пружинит.
Над головой – расписанная крыша. Там изображёны три гладиатора. Один похож на Киронагу, второй – на Файланта. А третий – на меня. Я не могу сказать, совпадение ли это, но это так.
Напротив меня – Риринак, огромный и чёрный как смоль. Только белки глаз выделяются, и всё. На нём – только набедренная повязка.
Он салютует мне обоюдоострым мечом, я отвечаю ему своим – гораздо более тонким и лёгким. Но Риринак справляется с огромным оружием так легко, будто это пёрышко.
Он начинает первым. Парировать его мощные удары непросто, гораздо удобнее увёртываться. Но при своих размерах Риринак движется как пантера, и все мои ответные выпады проходят мимо. Раз, два, три раза я промахиваюсь. Впрочем, он тоже промахивается.
Наконец, у меня получается поднырнуть под его меч и полоснуть его по ноге. И тут же наступает темнота.
Я просыпаюсь на полу в душевой. Голова немного побаливает. Вокруг – никого.
Я выхожу на улицу. Моя одежда заляпана кровью. Первый, кого я вижу, – это Файлант. Он стоит спиной ко мне. Становлюсь с ним рядом.
– Как он меня достал? – спрашиваю я.
– Развернулся и отрубил тебе голову.
Чёрт. За четыре прошедших дня я не сумел одержать ни одной победы.
Файлант почти читает мои мысли.
– Ничего, – говорит он, – что ты не побеждаешь. Не забудь: мы тренируемся не первый год.
– И я не первый век, – парирую я.
– Ты никогда не сталкивался с более сильным соперником. Ни слабейший, ни равный ничего тебе не дадут. Только победив сильнейшего, ты станешь сильнее.
– Я не понимаю, какой в этом смысл. Вы – все пятнадцать – сильнее меня, хотя я успел сразиться только с шестерыми. Зачем вам я – слабое звено?
Я сам назвал себя слабым. Может, дорога и в самом деле меня изменила.
– Ты станешь не слабее любого из нас. И тогда ты будешь частью нас. Рукой поддерживающей, а не опирающейся. И, кстати, Риггер, тебе стоит научиться читать.
Я усмехаюсь.
– Это мне ни к чему. Когда обо мне напишут книгу, я научусь читать, чтобы прочитать её. А пока мне это не нужно.
Файлант серьёзен.
– Как хочешь.
Я ухожу прочь, по направлению к отведённым мне покоям.
– Да, Риггер! – говорит вслед Файлант. – Ты помнишь, что сегодня в полдень у тебя первый урок?
Я помню. Мне неприятно быть учеником, но я знаю, что у этих людей есть чему поучиться.
Я пересекаю мощёный двор, прохожу под аркой и попадаю в один из внутренних двориков огромного дворца.
В моих покоях меня встречает Рита. Это не та девушка, с которой я спал несколько дней назад. Я потребовал женщину, более соответствующую моим вкусам. Рита – полная, но изящная, с пышной грудью и мощными бёдрами. У неё длинные тёмные волосы, ниспадающие до колен, и орлиный нос, непропорционально большой при тонких чертах лица. Она красивая.
Бельва – лучше. Нет женщины, равной Бельве.
Рита целует меня, я отвечаю.
Она приготовила мне ванну. Она знает, что я не люблю общие душевые и бани.
– Риггер, – говорит она, снимая с меня окровавленную одежду, – не волнуйся. Скоро не ты, а они будут возвращаться назад мёртвыми.
Успокоила.
Неопределённо хмыкаю.
– …ты сможешь выходить в город, – продолжает она. – Ты станешь сильнее, ты научишься всему, что умеют они.
Они умеют контролировать свой гнев.
Я спросил у Файланта, есть ли во дворце пыточная. Он сказал, что есть, но мне туда пока не нужно. Потому что пыточная – это инструмент для потрошения шпионов, для наказания преступников, для получения признаний. Но не для развлечения.
Я с ним не согласен. Мужчина-слуга, которого приставили ко мне на второй день, умирал в течение трёх часов, после чего Файлант приставил ко мне Риту. Он прав: женщин я убиваю реже.
– Сколько сейчас времени? – спрашиваю я.
– Около одиннадцати, – отвечает Рита. – Я смотрела на часы совсем недавно.
Часы есть в каждом внутреннем дворике, куда попадает солнце, и на каждой крыше. У берсерка Ликка есть механические часы, каких не было даже у Жирного, пусть он и наместник. Механические часы – это очень редкая вещь, и стоят они в городе баснословно дорого. Это рассказал сам Ликк – с гордостью.
Примерно через час надо быть в Чёрных покоях.
Рита ласкает меня, и я говорю:
– Разденься.
Она в корсете, и она поворачивается ко мне, чтобы я помог его расшнуровать.
– Риггер, – говорит она. – Есть кто-нибудь, кого ты любишь?
Я понимаю, что она имеет в виду. Она говорит не о женщине, она говорит – в целом.
– Есть, – говорю я.
Но она догадывается, что я говорю – о женщине.
– Ты когда-нибудь делал ей больно?
– Нет.
Корсет поддаётся.
– Не делай мне больно, Риггер, – говорит Рита, – никогда.
– Не буду.
Она встаёт и снимает платье.
* * *
Чёрные покои – на другом конце дворца. Мне объяснили, как туда попасть, но всё равно приходится идти, следуя чутью, потому что в этом лабиринте без карты не разберёшься. Покои дворца распределены по цветам – красные, белые, жёлтые. Что обозначает это распределение и что от него зависит, я так и не разобрался.