Уже на последнем издыхании, когда голова процессии стала втягиваться в подземный административный гараж, на подставы телеги, на которой возвышался чан с прокурором Штивтиным, вскочил один из толпы. Я узнал его. Это был дон Кристобаль.
Штивтин только что вынырнул из омерзительного вермеля.
– Узнаёте меня, господин хороший? – преодолевая нестерпимый смрад, испанец немного подвинулся к прокурору. Последний, продрав завологлые глаза, некоторое время недоумённо всматривался, потом громко прошептал:
– Михайлов, ты… Ты же мёртв!
– Как видите, жив! Вы обрекли меня на двадцать лет тюрьмы! За что? Вы же знали, что я невиновен!
– Э-э, а-а, прости!
– Простить двадцать лет тюрьмы! А кто оживит мою мать, Марию Кузьминичну? Кто восстановит мою разбитую жизнь? Ради чего это было сделано? Ради карьерного роста, да? Сколько ещё невиновных вы обрекли на медленное умирание в тюремных казематах ради очередного повышения по службе?! Теперь-то вы, должно быть, довольны! Как же, стали главным прокурором! Или этого тоже мало, и вы метите куда ещё выше? Но выше уже не выйдет, пришёл час расплаты…
– Михайлов, ты мстишь? Это противозаконно!..
– Мщу! И не остановлюсь в своём мщении, пока вы и все подобные вам не будете полностью низложены.
– Государственную машину тебе не одолеть.
– Мы её переделаем. Скоро, совсем скоро она начнёт работать не на себя, а на людей, чьи интересы и предназначена защищать.
– Тебя найдут и снова осудят!
– Ищите! – ответил дон Кристобаль. – А пока купайтесь. Продолжай! – сказал он молодчику, стоявшему рядом с чаном, и спрыгнул с воза. Чернокудрый парень немедленно взмахнул прутом, но прокурор успел избежать болезненного удара, поспешно погрузившись в смердящий эмульсон.
Недалеко от себя я заметил Гришу Федотова. Молодой человек был бледнее смерти, и не отрывал от телег горящих лихорадочных глаз. Какие мысли роились в его голове, невозможно было понять. Площадь захлёстывали вихри эмоций, и дай бы Бог разобраться с собственными чувствами.
Из подземного гаража городской администрации люди, подвергшиеся жестокой экзекуции, как были, в перьях и нечистотах, неизвестным образом немедленно попадали в свои дома и квартиры, где сразу же вставали под горячий душ и пускали в ход мыло и мочалки. И тёрли, тёрли себя, стараясь избавиться от плохо выветривающегося густопсового запаха.
– Вы слышали, что кричали на улицах!? – запальчиво начал Черноусов, едва дон Кристобаль и я появились у него в кабинете. – Лично у меня нет слов для оценки случившегося. – Он метался из угла в угол, то сжимая пальцы в кулаки, то разводя руками. Лицо его усохло, глаза запали. – Учинённое вами – не безобразие, не кошмар, а нечто ещё более чудовищное, никогда не происходившее в истории человечества. Это страшная катастрофа, которая…
– Может быть, вы предложите нам присесть? – с глумливой улыбкой сказал испанец, перебивая его.
– Присаживайтесь.
Мы присели к т-образному столу, ближе к короткой его поперечине, за которой обычно восседал хозяин помещения.
– Присаживайтесь и вы, – продолжил испанец. Он достал трубку, заранее набитую табачком, и закурил без разрешения. Странно, раньше я ни разу не видел его курящим. – Ну что вы так волнуетесь, успокойтесь.
– Я вынужден буду подать в отставку, – хрипло проговорил Виктор Алексеевич, расположившись на привычном месте и приблизив к нам лицо. – Если я не сделаю этого сам, меня выгонят поганой метлой… Ещё и посадят.
– Никто вас не выгонит, – возразил дон Кристобаль, выпуская клуб приятного душистого дыма, напоминавшего запах хорошего чая, – и подавать в отставку не полезно.
– Вы что, не понимаете? Это – катастрофа!!!
– Что вы имеете в виду под словом «катастрофа»? То, что мы вытащили мошенников всех мастей на общенародное обозрение?.. Катастрофа не в чанах и перьях, а в том, что эти шахер-махеры творили! Разве вы ничего не видите и не знаете? Не знаете о массовом воровстве, застое и сплошных провалах в народном хозяйстве? Об ужасном социальном положении простых людей? Об их обречении на неуклонное вымирание? О повсеместной нищете, пьянстве и осознании чуть ли не каждым отсутствия каких-либо перспектив? Вы же сами об этом писали, занимаясь журналистскими расследованиями.
– Знаю, но метод, который вы применили…
Черноусов задыхался, ему не хватало воздуха; резким движением руки он ослабил галстук и расстегнул ворот рубахи.
– А как надо было поступить?!. – впервые за время нашего знакомства испанец набычился, видно было, что он негодует, и что у него тоже есть нервы. – Как?.. Представьте Ольмаполь в виде корабля, дрейфующего на рифы. Им управляют неквалифицированные люди, команда в большинстве своём морально разложилась и занимается не обслуживанием судна, а пьянством и мародёрством – при активном участии самих капитанов. И в такой бедственной ситуации ограничиваться увещеваниями? Но времени нет, кораблю угрожает неминуемая скорая гибель, к тому же увещевания уже применялись прежде и никакого результата не дали. Между тем другие корабли на высокой скорости несутся вперёд к намеченной цели, оставляя вас не просто в хвосте, а далеко позади! Для спасения и взятия правильного курса нужны жёсткие принудительные меры, те самые, которые мы использовали.
Затянувшись табачком, дон Кристобаль выпустил очередной густой клуб дыма, с не совсем скрытой насмешкой посмотрел сквозь него на мэра города и продолжил уже в обычной своей спокойной манере:
– Вот подождите, большинство из выставленных на всеобщий позор осознают, в каком незавидном положении они оказались и какими неприятностями чревато дальнейшее невыполнение выдвинутых требований. Заметьте – требований более чем обоснованных! Уже в понедельник начнутся перечисления в городской бюджет, и вам будет чем рассчитаться с учителями, врачами и прочими службами и приступить к выплате пенсий. Сегодня суббота. Двух дней коррупционерам и остальным ворам достаточно для обдумывания переделки, в которую они попали, и оценки объёма наворованного.
– Никаких поступлений не будет! Вы посягнули на представителей власти, а это угрожает суровыми карами. Информация о содеянном наверняка уже ушла в область. Сегодня же сюда прибудет группа спецназа, всех нас арестуют и препроводят в камеру заключения.
– Э-э, уважаемый Виктор Алексеевич, вы недостаточно хорошо знаете меня. Я принял необходимые меры, и никакая информация об экзекуции за пределы города не просочится. Ни по телефону, ни через Интернет. Ни с нарочным. В области о нас ничего не знают, и никакой спецназ не приедет. В обозримом будущем, по крайней мере.
Дон Кристобаль откинулся на спинку стула, выпустил ещё один клуб дыма и одарил Черноусова присущим ему нецеремонным взглядом.
– Уверяю вас – в понедельник появится возможность полностью рассчитаться по зарплате со всеми вверенными вам службами. Перестаньте переживать, всё содеянное – сущие пустяки. Давайте лучше выпьем по рюмашке. Спиртное расширит сосуды, и вы сразу поймёте – не всё так плохо под луною. Что предпочитаете: виски, коньяк, мескаль или текилу? Может, российскую водку? Ага, лучше нашу, сорокоградусную! Одобряю ваш выбор. Что может быть лучше чистой хлебной водки! В мужской компании, разумеется.