Легенды Рионы
Лавиани прислонилась лбом к холодной гладкой поверхности, чувствуя ледяную ярость и бессилие. То, что она ненавидела как ничто иное. Для нее не было ничего паршивее, чем ощущать собственную беспомощность. За свою жизнь она сталкивалась с этим ощущением не единожды, в последний раз – когда потеряла сына.
Выдохнув, сойка сделала шаг назад от паутины трещин, державших ее ничуть не хуже тюремной решетки. Она пробовала разбить зеркало изнутри, но ничего не вышло. Оно оказалось куда крепче некоторых каменных стен.
Когда ее затянуло сюда, она рухнула на холодный черный пол, оказавшись в комнате со сводчатым потолком и странными серыми стенами. Стоило лишь коснуться их, как из-под пальцев начинал сочиться черный дым, преграда подавалась, точно мягкая подушка, но проломить ее не получалось – чем сильнее сойка по ней стучала кулаками, тем тверже становилась поверхность.
Женщина села, вытянув ноги и глядя на залитую светом галерею, находящуюся на противоположной стороне зеркала – ту, откуда ее забросили сюда.
Шерон и Тэо она увидела через несколько минут. Звук не проникал в ее зазеркальную темницу, но их разговор был понятен – они искали ее. Разумеется, обратили внимание на трещины, но задерживаться не стали. Прошли мимо, и сойка дала им это сделать. Понимала, что нет никакого смысла разбивать кулаки о прозрачную стену или надсаживать глотку – не услышат.
– Допрыгалась, рыба полосатая, – сказала она себе. – Придется тебе самой выбираться из этой передряги.
Сойка помнила, что где-то поблизости может быть шаутт, затащивший ее в это место. И неизвестно, что еще он придумал для нее. Волосы женщины растрепались, и она неспешно заплела их в короткую косу, затем встала, проверила нож, взяв его в левую руку, и отправилась прочь. Вниз по коридору, который уводил в кромешный мрак и идти по которому Лавиани совершенно не хотелось.
Темнота не смущала ее – сойка шагала в графитовом мире расплавленного свинца, различая малейшие нюансы оттенков серого. Узкий коридор закручивался вправо, спускаясь все ниже и ниже, и она поняла, что он построен в виде спирали.
Зал, куда она вышла, был похож на пенал для хранения отравленных дротиков, который у нее когда-то был, – такой же прямоугольный.
Тут не было окон, лишь голые стены, зеркальный пол, из-за мрака ничего не отражавший, и… мертвецы.
Три тела лежали в разных концах помещения. Все трое были облачены в тяжелые доспехи, покрытые эмалью, цвет которой во мраке казался ей серебристым, а при свете дня скорее всего был белым. Рядом валялось оружие.
Она склонилась над первым из покойников, не без труда подняла громко заскрежетавшее забрало, хмыкнула без всяких эмоций, глядя на череп, который кое-где все еще обтягивали клочки почерневшей кожи.
– А чего ты ожидала? – спросила она у самой себя. – Что увидишь прекрасного герцога?
В нагруднике доспеха было проделано продолговатое отверстие – единственный удар, ставший смертельным.
– Знаешь, кто это? – внезапно раздался знакомый голос шаутта, и она резко развернулась, но так и не увидела его.
– Твое будущее! – ответила она. – То же будет с тобой, когда я тебя найду.
Он рассмеялся.
– Меня всегда веселит, когда такие, как ты, грозят, таувин. Я пережил вас всех. Перед тобой дураки из личной гвардии Тиона. Они были на острие прорыва, но сдохли. Застряли в зазеркалье, увидев себя настоящих. Без брони, без совести, с кровью на руках. Люди иногда сходят с ума от того, что видят в своей прежней жизни. Думаю, и тебе стоит посмотреть на нее.
– Покажись! – предложила ему Лавиани, но шаутт молчал.
Она выругалась, прошла мимо второго мертвеца, остановилась возле третьего, шлем которого был расколот ударом топора. Оружие в руке гвардейца привлекло ее внимание. Она никогда не видела такого – что-то из прошлой эпохи.
Ухватистое белесое древко длиною в руку, выполненное из незнакомого ей шероховатого материала. Узкое лезвие, обоюдоострое, с отточенным кончиком, больше похожим на жало. Таким очень непросто сражаться с воином в тяжелой броне, но зато против остальных двуногих это короткое не то копье, не то меч, пожалуй, подходило наилучшим образом.
Она с сомнением присела возле мертвеца. У нее был нож и кулачный щит, но сейчас ей требовалось что-то посерьезнее. В конце концов, против шаутта много железа не бывает. Наконец, заставив себя забыть об осторожности, сойка взяла оружие в руки. Древко оказалось неожиданно удобным и как влитое легло ей в ладони. Лавиани попробовала нанести укол, ударила с разворотом, точно мечом, разрубила воздух и осталась довольна тем, как это получилось.
Ее пальцы нащупали на рукояти едва ощутимую трещину, и сойка нахмурилась. Быстро изучила, напрягла запястья, и внезапно две части рукояти повернулись относительно друг друга, тихо щелкнули. Единый узкий клинок с лязгающим звуком раскрылся на три еще более узких лезвия, превращаясь в странное подобие трезубца.
– Рыба полосатая! – с удивлением пробормотала она, даже не заметив, что едва не лишилась уха. – Ты мне по нраву, малыш.
Еще один щелчок, и в ее руках вновь было копье.
Сойка пошла прочь, но, озаренная мыслью, вернулась и, напрягая мышцы, перевернула тяжеленные доспехи с высохшим мертвецом внутри. Победно ухмыльнулась, увидев то, что искала – деревянный футляр со сгнившим кожаным ремнем – защита для лезвия. Сунула находку в сумку и уже больше не оборачивалась.
На своем пути она встретила еще несколько зеркал, идентичных тому, что оказалось ловушкой для нее. Лавиани подходила к каждому из них, разбивая. На тот случай, если за ними окажется дверь куда-то еще или же – чтобы из них за ее спиной не появился шаутт.
По представлениям сойки, прошло больше суток, как она бродит по темным коридорам и бесконечным залам, окончательно заблудившись. Но отчаянию Лавиани не поддавалась, все еще надеясь выбраться из лабиринта дымящихся стен. Несколько раз она отдыхала, сидя с закрытыми глазами, положив копье поперек колен. А затем снова вставала на ноги и продолжала идти. Упрямства ей было не занимать, и она верила, что рано или поздно найдет выход из этой ловушки.
Свет сойка увидела неожиданно – белая искра среди свинцовой тяжести мира, где не было ни запахов, ни звуков, ни вкуса. Круглый, точно выточенный червем, коридор привел ее в помещение в виде сердца. Она сделала шаг, и плитка под ее ногой провалилась, а в следующее мгновение Лавиани ухнула в воду, уходя глубоко в ее толщу, словно выпущенный в упор арбалетный болт, пробивающий человеческое тело.
Ее окутал мягкий голубоватый полумрак, пронизанный рассеивающимися солнечными лучами. Наверху мерцали блики, внизу, в сгущающейся дымке, кружились тени с распущенными волосами. Они подплывали все ближе – стремительные, с чешуей блестящей на хвостах, жаждущие ее плоть, ее кровь, ее череп для выращивания золотого жемчуга.
Лавиани запаниковала, выпустила череду пузырей, и едкая, соленая вода попала ей в нос и горло, обдирая наждаком. Сразу же она потеряла все силы и волю, чтобы сопротивляться. Плохо плавающая, желающая лишь одного – вернуться домой, она была напугана и поняла, что тонет. Но стальные пальцы тисками впились ей в плечо, рванули вверх, к небу, к низким облакам и угасающему осеннему солнцу.