– Аль, а ты бухой не была?
– Что ты!
– М-да… А вот с сердцем, ты говоришь… ну… чувство острое. Это как если влюбишься в кого-то?
– Сильнее… это… черт его знает как объяснить… ну… когда кого-то очень жалеешь и он очень родной. Уж такой родной, такой родной, что готов все отдать ему, все, ну… ну… это…
Николаева всхлипнула. Губы ее задрожали. И вдруг она разрыдалась легко и сильно, словно ее вырвало. Рыдания обрушились на нее.
Лида схватила ее за плечи:
– Аль, котя моя, успокойся…
Но Николаева рыдала сильней и сильней.
Редкие посетители ресторана смотрели на нее. Голова ее тряслась. Она вцепилась пальцами в рот, стала сползать со стула.
– Алечка, Аля! – поддерживала ее Лида.
Тело Николаевой корчилось и содрогалось. Лицо побагровело. Подошел официант.
Рыдания рвались изо рта Николаевой вместе со слюной, она трясла головой, слезы летели в стороны. Она бессильно сползла на пол. Лида склонилась, стала шлепать ее по щекам. Потом глотнула из бутылки с минеральной водой, прыснула на уродливо-розовое лицо с искаженными чертами.
Николаева рыдала. До хрипа. До икоты. Выгибалась на полу, трясясь как эпилептик.
– Господи, что с ней? – испуганно держала ее Лида.
– Нашатыря дайте! – громко посоветовал полноватый мужчина. – Истерика типичная.
Официант склонился, стал гладить Николаеву. Она яростно выпустила газы. Зарыдала с новой силой.
Подошла женщина:
– У нее что-то случилось?
– С ней плохо обошлись, – испуганно смотрела Лида. – Ужас! Я никогда ее такой не видела… Аль, котя… ну, Аль! Ой, давайте врача вызовем!
Женщина достала мобильный. Набрала 03:
– А что сказать-то?
– Какая разница! – замахала рукой Лида. – Не могу это видеть!
– Ну… надо же сказать что-то…
– Скажите просто… – Официант озабоченно пожевал маленькими губами. – Девушка плачет.
Бубновые
21.40.
Пустырь в районе проезда Карамзина.
Серебристая «Ауди-А8» стояла с погашенными фарами. В кабине: Дато, Володя Солома и Лом. С проезжей части свернул темно-синий внедорожник «Линкольн-Навигатор». Подъехал. Остановился в двадцати метрах. Из него вышли Уранов и Фроп. В руке Уранова был кейс.
Дато, Солома и Лом вылезли из машины. Дато поднял руку. Уранов ответно поднял свою. Уранов и Фроп подошли к Дато.
– Здравствуй, дорогой. – Дато протянул короткую руку с пухлыми пальцами.
– Здравствуй, Дато. – Уранов протянул свою, длинную и худую.
Они обменялись коротким рукопожатием.
– В чем причина задержки? – спросил Уранов. – Есть проблемы?
– Была одна проблема, дорогой. Но мы ее устранили. Теперь все в порядке.
– Что-то с доставкой?
– Да нет. Внутренние дела.
Уранов кивнул. Оглянулся по сторонам:
– Ну что, потрогаем?
– Трогай, дорогой.
Уранов поднял руку. Фроп открыл заднюю дверь джипа. Из машины вышла Мэр. Подошла к машине Дато.
Лом открыл багажник. В нем лежал кофр-холодильник. Лом открыл его. В кофре поблескивал лед.
Мэр сняла с рук перчатки синей кожи, убрала их в карман. Постояла, глядя на лед. Потом положила на него руки. Глаза ее закрылись.
Все замерли.
Прошло 2 минуты 16 секунд.
Губы Мэр раскрылись. Изо рта вместе с выдохом вырвался стон. Она сняла руки со льда и прижала к своим заалевшим щекам:
– Норма.
Мужчины облегченно зашевелились. Уранов передал Дато кейс. Дато открыл, глянул на пачки долларов. Кивнул, закрыл. Мэр повернулась и пошла к своей машине. Лом закрыл кофр, вынул из багажника, передал Фроп. Фроп понес его к машине. Лом захлопнул багажник.
– Когда следующую? – спросил Дато.
– Недели через две. Я позвоню. – Уранов сунул руки в карманы бежевого плаща.
– Хорошо, дорогой.
Уранов стремительно пожал ему руку, повернулся, широко зашагал к машине.
Дато, Лом и Солома уселись в свою машину.
– Пересчитай. – Дато передал кейс Соломе. Тот открыл, стал считать деньги.
Внедорожник резко развернулся и уехал.
Лом проводил его долгим взглядом:
– Все-таки не врублюсь я, Дато.
– Чего? – закурил Дато.
– Ну, блондины эти… чего это за лед?
– Какое твое дело? Товар сдал – и все. Поехали.
Лом завел машину, вырулил на шоссе:
– Да это понятно. А чего, нельзя им другой лед подсунуть? А то, бля, жалко. Кусок льда какой-то и такой крутняк вокруг: лед, лед, лед. А что за лед? Никто не знает. Да еще сто штук стоит. Пиздец какой-то.
– Я и не хочу знать, – выпустил дым Дато. – Каждый дрочит, как он хочет. Главное, что он не радиоактивный. И не токсичный.
– А ты проверял?
– А как же.
– Тогда тем более – подложить можно куклу. Чего – заморозим два ведра воды. И пиздец! – хохотнул Лом.
– Зеленый ты. Хоть и парился, – зевнул Дато.
– Им уже подкладывали, – пробормотал Солома, считая доллары.
– Кто? – спросил Лом.
– Вовик Шатурский. А потом его нашли. На помойке, блядь. С перерезанным горлом.
– Бля! – удивился Лом. – Так это… погоди! Он что, и лед возил тоже?
– Возил. До нас с Гасаном. Они с Жориком вместе и возили.
– А теперь вместе подземным бизнесом занимаются. – Солома захлопнул кейс, передал Дато.
– В акционерном обществе «Мать сыра земля». Слыхал про такое? – улыбался Дато. – Перспективная контора. Хочешь, телефончик дам?
Дато с Соломой засмеялись.
– Бля, – удивленно качал головой Лом, не отрываясь от дороги. – А я думал, Вовика пиковые загнули.
– Нет, братан, – положив кейс на колени, Дато забарабанил по нему короткими пальцами, – это не пиковые. Это бубновые.
– А как же? А это… Дато, скажи, а вот этот лед, он вообще… – продолжал Лом.
Дато перебил:
– Какой, блядь, лед! О чем ты со мной трешь, пацан? Лед! Пиковые! Жорик! У меня более серьезные вещи в башке!
– Чего такое? – притих Лом. – Мэрия опять, что ли?
– Какая, блядь, мэрия!
– Шишка опять нагадил?
– Какой, на хуй, Шишка!