ОРКЕСТРАНТЫ: А ну-ка, нюхни!
Прокаженный быстро, как краб, перебирая ногами и руками подползает к замершим, наклонившимся над маргарином девушкам, приспускает одной из них штаны, раздвигает руками ягодицы и, сильно прижавшись носом-воронкой к анальному отверстию, громко и жадно нюхает, издавая необычный трубный звук. Оркестр начинает играть ту же мелодию, но в более быстром темпе. Прокаженный вспрыгивает на носилки, санитары уносят его. Девушки оживают. Две продолжают плавить маргарин, а девушка со спущенными штанами мечется по сцене, порываясь убежать. Но из-за кулисы навстречу ей выбегает высокий мускулистый рабочий в спецовке с огромной кувалдой в руках.
ОРКЕСТРАНТЫ: Уебох!Уебох!Уебох!
Девушка бросается в сторону, но, запутавшись в штанах, падает. Рабочий с ревом размахивается и изо всех сил бьет ее кувалдой по голове. От страшного удара голова раскалывается, мозговое вещество и кровь летят в стороны. Рабочий хватает девушку за ногу и уволакивает за кулисы. Две оставшиеся девушки продолжают свое занятие.
ОРКЕСТРАНТЫ: А ну-ка, замри!
Девушки замирают. На сцену в сопровождении двух железнодорожных контролеров, опираясь утюгами об пол, выкатывается безногий инвалид в ватнике и на тележке. Подъехав к девушкам, он бросает утюги.
ОРКЕСТРАНТЫ: А ну-ка, воткни!
Инвалид молниеносно спускает штаны девушки до колен, подпрыгивает, вцепившись в плечи повисает на ней и совершает с ней быстрый половой акт, скуля и крякая. Оркестр играет ту же мелодию, но в еще более быстром темпе. Инвалид вспрыгивает на тележку, хватает утюги и укатывает со сцены. Контролеры бегут за ним. Девушка у таза плавит маргарин, девушка со спущенными штанами с плачем мечется по сцене. Из-за кулисы навстречу ей выбегает толстая крестьянка в сарафане и с вилами наперевес.
ОРКЕСТРАНТЫ: Уебох!Уебох!Уебох!
Крестьянка с воем втыкает вилы в спину девушки. Девушка кричит и умирает в конвульсиях. Крестьянка хватает ее за ногу и уволакивает со сцены. Оставшаяся девушка занимается маргарином, который уже почти расплавился.
ОРКЕСТРАНТЫ: А ну-ка, замри!
Девушка замирает. На сцену двое конвоиров выволакивают зэка-доходягу в арестантской робе.
ОРКЕСТРАНТЫ: А ну-ка, кусни!
Зэк подползает к девушке, трясущимися руками стягивает с нее штаны, впивается зубами в ягодицу и с трудом вырывает кусок плоти. Оркестр играет совсем быстро. Зэка уволакивают конвоиры. Девушка с криком мечется по сцене.
ОРКЕСТРАНТЫ: Уебох!Уебох!Уебох!
Навстречу ей выбегает интеллигент в тройке, в очках и шляпе, с огромным деревянным циркулем в руках. Зажав шею девушки ножками циркуля, он душит ее, потом хватает за ногу и уволакивает со сцены.
На сцену выбегает группа пионеров в красных галстуках. Они выкатывают из-за кулисы стеклянную конструкцию, состоящую из тридцати двух пол-литровых бокалов, подведенных к ним трубок и большой емкости. Сняв таз с жидким маргарином с огня, пионеры выливают содержимое в емкость. Оркестр перестает играть, только барабанщик выдает дробь. Пионеры выстраивают вокруг стеклянном конструкции пирамиду. Маргарин из емкости растекается в бокалы. Пионеры берут бокалы, поднимают.
ПИОНЕРЫ. За нашу советскую Родину!
Музыка резко обрывается; свет на сцене становится призрачно-голубым; пионеры и оркестранты застывают, как гипсовые изваяния.
ОБОЛЕНСКИЙ: Это наше так называемое героическое прошлое.
ШНОГОВНЯК: По которому так горько плачут некоторые умники.
ОБОЛЕНСКИЙ: Им не терпится снова напиться жидкого совкового маргарина.
ШНОГОВНЯК: И с песней, как говорят, задрав штаны, строить коммунизм.
ОБОЛЕНСКИЙ: Но мы с вами не хотим есть и пить по-старому.
(Аплодисменты, крики одобрения.)
ШНОГОВНЯК: А поэтому мы говорим – да здравствует Новая Пища!
ОБОЛЕНСКИЙ: Да здравствует Пища Здравого Смысла!
(Аплодисменты.)
Вместо окаменевших синеватых призраков прошлого возникает яркое, во всю сцену изображение витрины мясного отдела Филипповского гастронома; здесь колбасы и ветчина, копчености и всевозможные деликатесы; на всех продуктах оттиснута желто-белая эмблема фирмы МОРАН.
ОБОЛЕНСКИЙ: Фирма Ивана Морана – спонсор нашего концерта!
(Аплодисменты.)
ШНОГОВНЯК: Иван Моран – это русский предприниматель, который, как говорят, не бросает слов на ветер! Год назад он сказал: «Наступит время, и Европа будет покупать русскую колбасу»!
ОБОЛЕНСКИЙ: И это время наступило: неделю назад заключен первый контракт с тремя европейскими странами на общую сумму в 4 миллиона долларов! Теперь знаменитую Моранскую колбасу…
ШНОГОВНЯК: Будут жевать и европейские фарфоровые зубы!
(Смех в зале.)
ОБОЛЕНСКИЙ: И это только начало, друзья! Дайте срок, старушка-Европа еще…
ШНОГОВНЯК: Приползет к нам за колбасой!
(Бурные, продолжительные аплодисменты. Овация. Зрители встают, скандируют: «Моран! Моран!»)
ОБОЛЕНСКИЙ (подождав, пока зал успокоится): Наш замечательный свердловский композитор Аркадий Савченко и молодой московский поэт Игорь Порцевский написали новую песню специально для «Дня русского едока». Песню под названием «Моран». Поет Арина Самуилова!
Среди колбас появляется Арина Самуилова; это очаровательная, грациозная женщина с замечательным голосом; она сильно оголена, сверкающие бижутерии прикрывают грудь и лобок, на голове сияет диадема; звучит медленная электронная музыка, стилизованная под восточную; на фоне мясных деликатесов возникает голографическое изображение лица Ивана Морана – красивое, мужественное, с целеустремленными глазами и волевым подбородком.
САМУИЛОВА (поет приятным, завораживающим голосом, покачиваясь в такт музыке):
Моран – таинственное слово,
Моран – я повторять готова,
Моран – волшебный звук со мной
И я полна тобой, опять полна тобой!
Моран – души моей свеченье,
Моран – прекрасное мгновенье,
Моран – залог моей мечты,
И в будущем лишь ты, лишь светоносный ты!
Моран – проснулась я со стоном,
Моран – в саду вечнозеленом,
Моран – мне разрывает грудь
И никогда уж мне назад не повернуть!
Моран – как бережно и свято,
Моран – блаженством я распята,
Моран – священный тайный миг
И в сердце навсегда клокочущий родник!
Моран – горю, но не сгораю,
Моран – забвенью уступаю,
Моран – очнулась ото сна,
И впереди сияет вечная весна!
Моран – забудем все, что было,
Моран – пронизывает сила,
Моран – божественный рассвет