Ленька уложил коробку с телескопом в MUTT и решил попытаться узнать насчет своей «Газели». Может, уцелела — стоянка хоть и располагалась напротив сгоревших островов, но в самой заболоченной части побережья, комарья и москитов было страшное количество. Да и насчет машин Ромки Климова и Майкла узнать нужно, тоже мужики переживают. Так что он сдвинул каску на нос, почесал затылок и пошел в диспетчерскую, на ходу поправляя защиту головы. Хорошая штука, кстати: и от солнышка защищает, и от легких ударов. В диспетчерской он, при помощи упаковки пива, узнал о судьбе машин — своей и товарищей. К его огромному сожалению, «Газель», набитая вещами, сгорела с полусотней других машин на этой стоянке: сухой торф полыхнул. Оказывается, за те месяцы, что он здесь работает, уровень воды в Большой ощутимо понизился, и то хлюпающее болото, рядом с которым он ставил машину, превратилось в сухую торфяную пыль. Ее хоть и мочили из шланга, но против огненного шторма это не спасло, все мгновенно высохло и вспыхнуло. Единственное, что радовало, — наиболее ценные вещи, оружие и семейный архив с фотографиями он сдал в камеру хранения, и это капитальное здание не пострадало.
А вот машины парней, на стоянке за аэродромом, уцелели. И потому Ленька связался с «Глухоманью» через вторую радиостанцию из служебного вездехода и обрадовал товарищей.
Потом с чистой совестью пошел в душевую: охота наведаться в «млядский состав». А к девкам, пусть и шлюхам, лучше ходить чистому.
— Леонид, к сожалению, свободных девочек сейчас нет, — мадам Эльза глянула ему в лицо своими синими ведьмячьими глазами, — впрочем… три часа? С тебя шестьдесят экю.
Она смахнула деньги в выдвижной ящик стола и встала.
— Джон, пригляди за всем: меня три часа не будет. Пошли, Леонид. — И пошла впереди ошалевшего Панфилова по коридору вагона, покачивая бедрами и цокая каблуками высоких туфель. Темно-красное платье обрисовывало великолепную фигуру женщины. И даже кожаная, старая, можно сказать, винтажная кобура с «парабеллумом» на черном кожаном же ремне подчеркивала отличный вкус хозяйки борделя.
— Проходи. — Мадам Эльза открыла дверь ключом и подтолкнула в купе Леньку. — Я не кусаюсь, поверь на слово.
После этого зашла сама, закрыла дверь. Спокойно сняла ремень с кобурой, бросила его в угол, на кресло. Усмехнувшись, выдернула из волос заколки и, тряхнув роскошной гривой темных волос, подняла их руками вверх и повернулась спиной к Леониду:
— Расстегни «молнию», молодой человек.
Ленька аккуратно расстегнул длинную «молнию» на платье и удивился тому, что под плотным шелком платья оказался намного более тонкий, но тоже шелк то ли грации, то ли корсета. Впрочем, он не стал этому долго удивляться, а, обняв женщину со спины, провел руками по высокой, упругой груди и чуть обозначенному животу, закончив это движение на тонкой талии. Ну, чуть пониже, если честно. Красивая женщина мадам, очень красивая.
Мадам усмехнулась на это облапывание, шагнула от Леньки к кровати и одним плавным движением скинула платье. Потом, слегка нагнувшись, сняла кружевные трусики, оставшись в корсете, закрывающем плечи и спину и только немного приоткрывающем грудь.
— О-о, нет. — Она убрала руки Леньки от корсета. — Бери то, что дают, парень. И пока не раздевайся. Мужчина со спущенными штанами — это очень сексуально. — И, повернувшись, оперлась руками в спинку кровати, прогнув спину и выставив красивую попу. Учитывая то, что туфли она так и не сняла, а ноги у мадам Эльзы длинные и очень красивые — зрелище получилось вообще потрясающее.
Через час с лишним Ленька пытался хоть немного отдышаться. Ох, и завела его мадам Эльза и сама при этом завелась! Знатно они на кровати покувыркались, говорить нечего. Ленька с удовольствием поглядел на лежащую рядышком женщину и заледенел.
— Кто это сделал, мадам? — Корсет во время постельных упражнений съехал с плеча мадам, даже почти обнажил грудь. И на нежной коже зажившими язвами выделялись глубокие ожоги, небольшие и круглые, как будто кто-то тушил о женщину сигары.
Та утомленно глянула на плечо и спокойно поправила корсет.
— Ну, пираты. И что теперь, побежишь мстить, прямо из постели? — И потянулась к столику, на котором стояли невысокие стаканы и бутылка «Одинокой звезды». Налила на два пальца в оба, протянула один Леньке.
— За ваше здоровье, мадам. — Ленька слегка прикоснулся краешком своего стакана к стакану мадам. Отпил глоток и поставил его на столик. Для этого ему пришлось перегнуться через мадам Эльзу, которая куснула его за плечо. — Ай, больно ведь!
— Ты не ответил, Леонид. — Мадам заинтересованно поглядела на него. Покрутила стакан с виски и одним глотком выпила те сто грамм, что плескались в нем. Видимо, не так уж спокойно относилась она к своим шрамам и к тем, кто их оставил.
— Вы точно прекраснее леди Винтер, мадам. Но я не тот лейтенант, который побежал резать герцога Бэкингема. А спрашиваю потому, что, если встречу эту тварь на пути, постараюсь переломать ему ноги, по крайней мере.
— Может, ты и д'Артаньян. Хотя тот бы уже бежал от меня без штанов, — усмехнулась мадам и прикрыла ноги пледом. Набулькала еще в стаканы, себе и Леониду. Поглядев на разочарованного парня, добавила: — Я тебе сейчас кое-что расскажу, что давно никому не рассказывала. Чин-чин!
Отпив из стакана, мадам продолжила:
— В семнадцатом году одна молодая женщина из Кентукки со своей семьей, вместе с десятком других, села на небольшую шхуну в Порто-Франко, чтобы добраться до Форта Ли. И через пять дней прекрасного морского путешествия на шхуну напал другой корабль. Тоже небольшой, но более быстрый и, самое главное, вооруженный мощной пушкой. Я до этого смеялась над молоденьким матросом, который каждый божий день проверял крупнокалиберные пулеметы на шхуне. Думала, это он перед нами, четырьмя девчонками-переселенками, форсит. После этого дня я поняла, что нет разницы, хороший ты или плохой. Главное — у кого мощнее артиллерия.
Это было очень страшно. Сначала тревожная суета, беготня матросов, снимающих чехлы с корабельных пулеметов и достающих из арсенала свои автоматы и старые русские противотанковые ружья. Потом час погони, когда радист истошно кричал в микрофон о помощи так, что сорвал горло, и никто нас не слышал из-за забитого помехами радиоэфира.
А потом первый выстрел из пушки, звонкий хлопок пролетевшего над кораблем снаряда, догнавший его грохот выстрела. Потом снова вспышка, удар в корму, треск и грохот. Но наша шхуна продолжала идти под двигателем. Потом еще выстрел, удар, и вибрация двигателя прекратилась. Резко упала скорость, и корабль постепенно встал. Потом еще выстрелы из пушки, снесшие пулеметы шхуны, которые начали стрелять, но пираты были очень далеко. Потом пираты подошли близко и из крупнокалиберных пулеметов расстреляли пытавшихся сопротивляться матросов и нескольких мужчин-пассажиров. Отец тоже погиб тогда.
Потом крючья в борт, сильный толчок, когда пиратский корабль встал с нашим борт в борт. Толпа злых вооруженных мужиков, прыгающих на палубу шхуны, где лежали в луже крови разорванные тела матросов и моего отца. Какой-то араб, вытаскивающий меня за волосы из той бочки, в которую я залезла, пытаясь спрятаться. Треск моей блузки, когда с меня срывали одежду. Я запомнила почему-то, что одна пуговица долго крутилась на палубе. Крики детей и женщин, хохот и радостные вопли пиратов.