У подъезда красивого доходного дома, где на третьем этаже квартировал представитель банкирского дома «Кербель унд Шмидт», стояла знакомая эгоистка. Буланый, весь в мыле, нервно переступал на месте и мотал мокрой башкой. Фандорин ринулся в подъезд.
— Стой, куда? — схватил его за руку мордатый швейцар, но немедленно, без лишних объяснений, получил кулаком в скулу и отлетел в сторону.
Наверху хлопнула дверь. Кажется, как раз на третьем! Эраст Петрович прыгал через две ступеньки. «Герсталь» держал наготове. Стрелять два раза — в правую руку и в левую. Ванду он резал правой, а стрелял левой. Значит, в равной степени владеет обеими.
А вот и дверь с медной табличкой «Hans-Georg Knabe». Фандорин рванул бронзовую ручку — не заперто. Дальше двигался быстро, но с предосторожностями. Руку с револьвером выставил вперед, предохранитель снял.
В длинном коридоре было сумрачно — свет падал только из открытого окна, расположенного в дальнем конце. Вот почему Эраст Петрович, ожидавший опасности спереди и сбоку, но никак не снизу, не заметил под ногами продолговатый предмет, споткнулся и чуть не грохнулся во весь рост. Проворно развернувшись, он изготовился стрелять, но это не понадобилось.
Ничком, откинув одну руку вперед, на полу лежала знакомая фигура в клетчатом пиджаке с задравшимися полами. Мистика, — вот первое, что подумал Эраст Петрович. Он перевернул лежащего на спину и сразу увидел деревянную рукоятку мясницкого ножа, торчавшую из правого бока. Выходило, что мистика не при чем. Резидент был убит, и, судя по пульсирующей из раны крови, убит только что.
Фандорин азартно прищурился и пробежал по комнатам. Там был разгром: все перевернуто вверх дном, книги раскиданы по полу, в спальне белой поземкой витал пух из распоротой перины. И ни души.
Эраст Петрович выглянул в окошко, предназначенное для освещения коридора, и увидел, что прямо под ним — крыша пристройки. Вон оно что!
Спрыгнув вниз, сыщик загрохотал по железу. Вид с крыши открывался замечательный: алый закат над колокольнями и башнями Москвы, и по алому — черная рябь воронья. Но коллежский асессор, в обычное время весьма чувствительный к красоте, на чудесную панораму даже не взглянул.
Странная штука. Убийца исчез, а между тем деться с крыши ему было решительно некуда. Не на небо же улетел?
* * *
Два часа спустя квартиру в Каретном было не узнать. По тесным комнатам сновали сыскные чины, сотрудники из шифровального отдела нумеровали и раскладывали по картонным папкам все обнаруженные бумажки, жандармский фотограф делал снимки трупа в разных ракурсах. Начальство — обер-полицеймейстер, глава секретного отделения губернаторской канцелярии и чиновник для особых поручений — расположились на кухне, ибо обыск там уже завершился.
— Какие соображения у господ сыщиков? — спросил Хуртинский, отправляя в ноздрю понюшку табака.
— Картина ясная, — пожал плечами Караченцев. — Имитация ограбления. Рассчитано на идиотов. Устроили разгром, а ценного ничего не взяли. И тайники не тронуты: оружие, шифровальная книга, технические средства — все на месте. Видно, надеялись, не докопаемся.
— Ап-чхи! — оглушительно чихнул надворный советник, однако пожеланий здоровья не дождался.
Генерал отвернулся от него и продолжил, обращаясь к Фандорину:
— Особенно «правдоподобная» деталь — орудие убийства. Нож взят вон оттуда. — Он показал на крючки, где были развешаны ножи разного размера. Один крючок был пуст. — Мол, грабитель схватил первое, что попалось под руку. Чисто немецкая, топорная хитрость. Удар в печень нанесен в высшей степени профессионально. Кто-то подстерегал нашего герра Кнабе в темном коридоре.
— Кто же-с? — спросил Петр Парменович, аккуратно заряжая вторую ноздрю.
Обер-полицеймейстер не снизошел до объяснения, и отвечать пришлось Эрасту Петровичу:
— Вероятно, свои. Б-больше вроде бы некому.
— Перетрусили колбасники, дипломатического конфликта боятся, — кивнул Евгений Осипович. — Ограбление, конечно фикция. К чему перину-то вспарывать? Нет, это они концы в воду. Нехорошо, майне херрен, не по-христиански — собственного резидента, как свинью на бойне. Но причину паники понимаю. Тут ведь при разоблачении не просто скандалом — войной пахнет. Зарвался капитан генерального штаба, перестарался. Излишнее рвение — штука опасная. Так ему и надо, карьеристу. Однако что ж, господа, наша работа исполнена. Картина смерти генерала Соболева прояснилась. Далее пускай высшее начальство решает. Что с Вандой-то делать?
— Она к смерти Соболева к-касательства не имеет, — сказал Фандорин. — А за свои контакты с германским резидентом наказана достаточно. Чуть жизни не лишилась.
— Не трогать певичку, — поддержал Хуртинский. — Иначе многое всплывет, что не надо бы.
— Итак, — подытожил обер-полицеймейстер, очевидно, прикидывая, как будет составлять рапорт в высшие сферы, — следствие всего за два дня полностью восстановило цепь событий. Немецкий резидент Кнабе, желая отличиться перед своим начальством, на собственный страх и риск задумал устранить лучшего русского полководца, известного своим воинствующим антигерманизмом и являющегося признанным вождем русской националистической партии. Узнав о предстоящем приезде Соболева в Москву, Кнабе подставил генералу дамочку полусвета, которой вручил склянку с неким сильнодействующим ядом. Ядом агентка не пожелала или не успела воспользоваться. В настоящее время запечатанная склянка у нее изъята и находится в московском губернском жандармском управлении. Смерть генерала произошла вследствие естественных причин, однако Кнабе об этом не знал и поспешил доложить в Берлин о проведенной акции, ожидая награды. Берлинское начальство пришло в ужас и, предвидя возможные последствия такого политического убийства, решило немедленно избавиться от чересчур ретивого резидента, что и было исполнено. Прямых поводов для дипломатического демарша в адрес германского правительства не усматривается, тем более что сам факт покушения отсутствовал. — И Евгений Осипович закончил уже обычным, не рапортным тоном. — Шустрого гауптмана погубило роковое стечение обстоятельств. Туда ему, мерзавцу, и дорога.
Хуртинский поднялся:
— Аминь. Ну, господа, вы тут заканчивайте, а я с вашего позволения откланяюсь. Его сиятельство ждет моего доклада.
* * *
До гостиницы Эраст Петрович добрался уже далеко за полночь. В коридоре перед дверью неподвижно стоял Маса.
— Господин, она опять тут, — лаконично сообщил японец.
— Кто?