– Старая история, – сморщилась я.
Мне не хотелось рассказывать ни о своем археологическом семействе, ни о масках. Но Максим, как приклеенный, стоял напротив маски главного воина племени и не собирался заниматься делом.
– Можно примерить? – несмело попросил он.
Я пожала плечами. Максим напялил черную, раскрашенную ритуальным узором маску и встал перед зеркалом. На главного воина племени он явно был не похож. Кажется, Максим понял это, так как уже через пару секунд повесил маску на место.
– Воняет ужасно! – раздраженно прокомментировал он свой поступок.
Наконец мы прошли в гостиную. Пока Максим в своей обычной манере сосредоточенно, медленно разматывал шнур от дрели, раскладывал «лучшие японские шурупы», прикидывал вслух, как лучше повесить мое произведение искусства, я смотрела на него оценивающим, острым взглядом. Почему я раньше не замечала, какой у него высокий, почти женский тембр голоса? И как он напрашивается на комплименты, самодовольно рассказывая об удачной сделке? Неужели семейная жизнь так повлияла на него?
Когда картина заняла почетное место на стене, я предложила утомленному тяжелой борьбой с отечественным железобетоном мужчине чашку чаю, на что он милостиво согласился. Видеть его, касаться рукой его руки, смеяться его шуткам – какое это было наслаждение раньше. Но сегодня…
– Ты стала какая-то другая, – словно подслушав мои мысли, сказал мой друг, допивая вторую чашку. – Квартиру изменила, сама похорошела. Влюбилась, что ли?
Последнее предложение было произнесено небрежно, однако с легкой ноткой ревности. Я усмехнулась про себя – проглотил наживку! Помню, прабабушка Лена втолковывала мне, тогда еще совсем глупой девчонке:
– Запах мужчины – вот что главное, детка. Если у дамы есть кавалер, то об этом легко догадаться. Мужчины сразу понимают это – они чувствуют запах соперника, и возбуждаются от этого. Так что, если ты хочешь, чтобы у тебя было много кавалеров, обязательно держи возле себя хотя бы одного.
Как всегда, подобные речи бурно опротестовывала бабушка Оля, но слова фрейлины Ее Императорского Величества прочно врезались в мою память.
Прабабушка никогда не ошибалась. Кавалер Максим ощутил запах соперника и, как всякий собственник мужского пола, заволновался. Пусть я ему нужна как рыбке зонтик, пусть мои звонки выводили из себя его самого, его жену и тещу, но сегодня что-то изменилось в привычном положении вещей. Мужское тщеславие было задето, а мужская логика требовала найти решение в образовавшейся нештатной ситуации. Вот и нашлось понятное объяснение: «Я влюбилась».
Вскоре он засобирался домой.
– Я позвоню через два дня, – хмуро пообещал он.
«Зачем?» – чуть не крикнула я вслед.
Я вернулась в гостиную с чувством обманутого вкладчика. Тело требовало разрядки, и, включив музыкальный центр, я поставила диск с самой ритмичной музыкой, какую только нашла. И выдала такой бешеный танец, какой не снился ни одному племени. Заскочив в коридор, я сорвала со стены маску ритуального танца. Поколебавшись, я приложила ее к лицу и продолжила свою сумасшедшую пляску. Пол закружился у меня под ногами, я ощутила, как ритмы мелодии вызывают во мне необыкновенную вибрацию, мне казалось, что в меня вливается новая сила. Я танцевала и не могла остановиться, пока не закончился диск. Отбросив маску, я без сил рухнула на диван.
Воскресным утром мне позвонил доктор.
– Куда вы пропали?! – закричал он. – Я уже стал волноваться! На работе сказали, что вы взяли отгулы, а дома трубку никто не берет. Что случилось?
– Я проводила инвентаризацию, – сообщила я, прохаживаясь с трубкой радиотелефона по изменившей свой прежний облик квартире.
– И как, успешно? – поинтересовался Вадим Ефимович.
– Кажется, да, – с чувством хорошо потрудившегося человека отозвалась я, подходя к зеркалу в спальне.
– Алло, алло! – всполошился доктор, услышав долгое молчание в трубке. – Алло, вы меня слышите?
– Слышу, – тихо отозвалась я. – Приезжайте, пожалуйста, сразу, как только сможете.
Нет, в зеркале не было ничего потустороннего. В нем отражалась я, обычная, всегдашняя. Почему я решила, что в моей жизни что-то изменится за эти три дня? Эйфория окончилась, Максим мне больше не нужен – это я поняла. Меня зазнобило – как будто холодный нож отхватил большой кусок территории, болезненно сужая мое жизненное пространство. Еще более тяжелая депрессия навалилась на меня.
Через час в дверь позвонили.
– Ого! – закричал Вадим Ефимович, проходя по коридору и останавливаясь напротив масок. – Вот это да! Недавно я такие видел у Сенкевича в передаче. Наверное, шаманские?
– Да, – хмуро подтвердила я, не желая продолжать экскурс в историю, и провела доктора в гостиную.
– Красота какая, как в голливудском фильме! У них всегда показывают огромные комнаты с небольшим количеством мебели.
Оптимизм врача был сегодня до тошноты неуместен.
Воздав должное картине авангардиста, Вадим Ефимович наконец подошел ко мне, заглянул в глаза и участливо спросил:
– Что, так плохо?
У меня даже не было сил говорить, доктор измерил давление, посчитал пульс:
– Вам надо поесть, выпить крепкого чаю и лечь.
Я отрицательно замотала головой. Зачем? Зачем все это? Какая я дура! Закипевшие в глазах слезы грозили вылиться в бурный поток. Вадим Ефимович ловко справился и с этим. Через полчаса я сидела на диване, под пресловутой картиной, укутанная в тяжелый теплый плед, потягивая крепкий чай, накормленная чем-то простым и вкусным, а неспешная речь врача объясняла, успокаивала. Оказывается, маленькие ростки надежды, поднявшиеся во мне после второй встречи с доктором, были так слабы, что марш-бросок просто истощил мои и без того скудные резервы.
– Сразу в корне изменить жизнь никому еще не удавалось. Менять надо потихоньку, в нюансах, штрихах, очень деликатно. Нельзя быть такой максималисткой! Помните, как в знаменитой книге старичок-протезист приносит обезноженному летчику протезы и как Мересьев тут же вскакивает? И как он оглушительно падает? Только упорная тренировка помогла ему научиться вновь ходить.
– Какая же тренировка нужна мне? – недоверчиво спросила я.
– Ага, интересно стало? – радостно воскликнул Вадим Ефимович и с жаром принялся объяснять: – Самая тяжелая тренировка – для души. Научиться радоваться себе и жизни – еще какой труд! А теперь давайте сюда вашу чашку и ложитесь, надо немного поспать. Вы закрываете глаза и слушаете мой голос, для вас существует только мой голос. Вы рас-с-л-а-б-л-я-е-т-е-с-ь…
Тягучий голос врача навевал дремоту, ресницы склеивала тонкая паутина, тело полностью растворилось в мягкости дивана.
Так прошел мой первый сеанс гипноза, и, надо сознаться, я с сожалением вынырнула из дремотного состояния на поверхность своей никчемной жизни. Первое, что я увидела, – спокойные глаза моего доктора. Он погладил меня по голове и пообещал вернуться к вечеру.