Мы изучили свою планету. Мы облазили ее сверху (ну, по крайней мере я там был) донизу. Мы забрались на высочайшие горы, обошли суровейшие пустыни и погрузились в океанские глубины. Пора двигаться дальше. То есть выше.
Здесь следует объяснить, что я помешан на космосе. Фотографии газовых облаков для меня как снимки отдаленных пляжей в брошюрах турагентств. Приглашение прилететь и все увидеть своими глазами. Когда я лежу на тропическом пляже в ясную ночь, у меня встают волосы дыбом при мысли о бесконечности, от идеи, что где-то там, далеко, есть другой Джереми Кларксон. Лежит себе на тропическом пляже на планете, очень похожей на Землю, и думает в это же время ровно то же самое.
И мы можем быть математически уверены, что есть другая Земля, точно такая же, как наша, только у них Уэльс имеет форму головастика. И еще одна, не отличающаяся от нашей ничем, кроме того, что у них Фиона Брюс [430] ярко-рыжая. Любая возможная вариация нашего мира существует, как и любые возможные вариации любого воображаемого мира.
Одиноки ли мы во Вселенной? Конечно, нет. Нет, если она бесконечна. Но нам этого не узнать, если мы будем только сидеть в пабе, обсуждая с друзьями новую мелодию на мобильнике. К сожалению, именно этим мы и заняты. Глядя на шмыгающие по ночному небу спутники, можно подумать, что и без нас в этой области делается многое. Так вот, не хотелось бы вас разочаровывать, но среди сотен тысяч кусков железа в космосе всего 800 действующих спутников, и почти все они занимаются крайне скучными делами. 66 % из них запущены для того, чтобы вы могли поговорить с детьми, когда они на каникулах в Белизе, 7 % помогают вам найти нужную улицу в Рединге, 6 % предназначены для военного шпионажа, 5 % предсказывают погоду и примерно столько же наблюдают за белыми медведями и таянием льдов. В целом 760 из них всегда обращены к Земле. И лишь 40 оглядываются на всю остальную Вселенную.
А что с Международной космической станцией? Ну, насколько мне известно, это не более чем полуразвалившийся гараж, где космонавты проводят время в починке барахлящего оборудования. Зачем она нужна? Боюсь, не представляю этого. «Хаббл»? [431] Прекрасные картинки. Я рад, что он там крутится, но, в конце концов, это просто большой фотоаппарат.
Все, что мы в наше время слышим о космосе, — это обнадеживающие заявления о том, что скоро появятся туристические рейсы в космос. Ричард Брэнсон [432] в 2004 году заявил, что к 2007-му его клиенты смогут посмотреть на планету из космоса в своих джинсах и футболках. Этого до сих пор не произошло. Первая попытка запустить дешевый многоразовый космический корабль на орбиту провалилась, когда пилот услышал непонятный шум. Вторая чуть не закончилась трагедией, когда самолет, доставивший корабль на высоту 47 000 футов, вошел в штопор после отделения.
Космос простаивает. Чтобы оживить эти программы, боюсь, нужна война. Войны всегда приносили человечеству пользу. Разумеется, ничего хорошего — лежать на поле боя с огромной дырой в груди и стрелой в глазу, но, по правде говоря, боевые действия вообще имеют мало общего с реальным исходом конфликта. Это редко зависит от солдат и даже от генералов. Все решают средства, которыми они располагают. Атака на пулеметное гнездо продвинет вас и ваш взвод на три фута, в то время как там, в тылу, ученые продвигают все человечество на 300 лет вперед.
Первый в мире электронный компьютер был построен в Блетчли-парке не для того, чтобы прыщавые юнцы могли проводить свой досуг, стреляя в монстров, а для раскалывания германских шифров. Реактивные самолеты изобретены не для пущего удобства полетов на Тенерифе, а в связи с тем, что Германии был нужен скоростной истребитель. [433] Радар разработали не для того, чтобы вы могли спокойно приземляться в аэропорту Хитроу, а для обнаружения перископов немецких подлодок в Атлантике. Практически все, что сегодня мы принимаем как должное, берет начало в военных нуждах. И больше всего нам дало 50-летнее противостояние России и Америки.
Когда Россия 50 лет назад запустила первый спутник, это был всего лишь небольшой радиопередатчик, но в переводе его бибиканье сказало всем, кто желал слушать: «Это Россия, и мы хотели бы, чтобы все знали, что наши немецкие ученые намного круче американских немецких ученых». Или, в переводе на нормальный язык: «Катитесь домой в долбанной карете „Скорой помощи“».
Законно обидевшись, Америка учредила НАСА, нашла миллиарды на ее финансирование и запустила программу, которая доказала, что русские… правы. Они первыми оказались на орбите, затем послали туда собаку, а после — человека. Они были первыми на Луне (на самом деле) и первыми — на Венере.
Космическую гонку можно по праву назвать «войной самолюбий». И это было прекрасно. В отличие от прочих войн на ней погибло всего 22 космонавта и 70 человек наземного обслуживающего персонала, при фантастической пользе для всех остальных. Пока американские яйцеголовые немцы пытались одолеть советских яйцеголовых немцев, у нас появились клюшки для гольфа из металла, запоминающего принятую раз форму. Люди с пороком сердца получили крошечный кровяной насос благодаря насосам, применяемым в космическом шаттле. У нас появился шанс отслеживать ураганы, мы получили спутниковую навигацию и можем смотреть прямой репортаж с футбольного матча на другой стороне планеты, линзы наших солнцезащитных очков устойчивы к царапинам, у нас есть солнечные батареи и плазменные телеэкраны. Измеряя ваше кровяное давление, врач использует систему, разработанную НАСА для контроля сердечной деятельности первого американского астронавта Алана Шепарда.
Холодная война и космическая гонка дали фантастический успех. Это был величайший прорыв с того момента, когда Викторианская Англия решила стать империей с помощью угля.
Но тут русские сдались, и все пошло наперекосяк. Астронавты НАСА перестали работать и летать в космос, вместо этого они напиваются и убивают друг друга. Космос теперь управляется индустрией здорового и безопасного образа жизни, а это значит, что молодой бравый летчик-испытатель не сможет полететь туда, если есть хотя бы слабая вероятность, что он не вернется. Космические исследования проводятся только на благо акционеров, а программами руководят фирмы, предложившие самую низкую цену.
В результате магия космических исследований развеялась как дым. Мы не просыпаемся в 3 часа утра, чтобы посмотреть на лохматого парня, скачущего вокруг ангара в Неваде, а просто поворачиваемся на другой бок и засыпаем снова. Сегодня мы смотрим на космический шаттл и думаем о нем как об устаревшем уродливом грузовике, который взрывается на старте и рассыпается на финише. Я так не думаю. Я вижу машину мощностью 37 миллионов л. с., выхлоп которой состоит в основном из водяных паров. Я вижу легендарное творение человеческого разума, освещающее ночное небо своей мощью и развивающее скорость 120 миль в час при отрыве от стартовой башни и 17 500 миль в час при отрыве от земной атмосферы. Я вижу машину, которая может добраться из Флориды в Испанию через космос за 20 минут и выдерживает жар обратного входа в плотные слои атмосферы. А это в три раза жарче, чем на поверхности Солнца. А главное, это машина, которая может спланировать на Землю, не включая мотор, и каким-то образом приземлиться на посадочной полосе на скорости в точности 211 миль в час.