Я попробовал. Честно, я попытался. Но мы тронулись с такой скоростью, что и Джейн Остин сочла бы пешеходной. Притом как бы неторопливо мы ни катились, когда я перекладывал руль, уходя из-под «обстрела», казалось, что мы вот-вот перевернемся, и ребята, высунувшиеся в люки на крыше для «прикрытия сверху», как они это назвали, поломают шеи.
Говорят, Британия в южном Ираке огребает, и, по-моему, ничего удивительного. Сейчас не говорю про нормальные укрытия, нормальные бронежилеты и нормальные госпиталя — а все это важно, — но что нашей армии остро необходимо, так это нормальные, быстрые и устойчивые бронемашины.
Я все думаю про Bowler Wildcat, оборудованный пулеметами и огнеметами. Вот его бы выбрал САС, будь сейчас 1943 год и битва против Роммеля.
Или вот мой Land Rover с 3,9-литровым V-образным восьмицилиндровиком. Его поставляли бы в армию, если бы Британия была империей под властью императрицы или даже королевством под властью короля. Но, конечно, сегодня-то мы — страна под властью… э-э… человека, и значит армии таких машин не видать.
Сейчас планируется заменить Land Rover машиной под названием Panther. Она похожа на уменьшенную Humvee и разрабатывалась специально для военных и потому слабо засвечивается на радарах, довольно быстро ходит и на нее можно навесить любое вооружение, какое только сочтет нужным командование.
Отлично, только ее делает Iveco, которая принадлежит Fiat, что, конечно, здорово… пока. Но у Fiat сейчас отнюдь не богатырское здоровье, и в скором будущем его вполне могут купить.
И вот тут-то начинается скользкая дорожка. Кто будет покупателем? Китайцы? Ливийцы? Северная Корея? Не решит ли новый хозяин, что лучший вид бронезащиты — это картон?
Без сомнений, британская армия должна воевать британским оружием. Она должна ездить на Land Rover, a Land Rover пора это учесть и заняться разработкой нового Defender. Но они вместо этого озабочены выживанием в мире, где взбалмошные дамочки, зациклившись на медведях, больше не хотят ездить на Land Rover. Это значит, что вскоре нашим солдатам придется защищать родину на северокорейских Fiat Uno. В общем, такие дела. Похоже, у нас тут идет гонка. Истребим ли мы белых медведей, прежде чем они смогут истребить нас?
Март 2007 года
Несколько недель назад, по окончании последнего выпуска Top Gear в этом долго откладывавшемся сезоне жизнерадостная дикторша сообщила, что программа вернется в эфир летом. Что ж, прости, сладкая, но это неправда. Разве только если кто-нибудь в Гринвичской обсерватории вдруг решит, что пора вставить новый месяц между маем и июнем.
Дело в том, что материал на сезон Top Gear снимается не меньше четырех месяцев. Потом нужна еще пара месяцев, чтобы превратить километры отснятых пленок в то, что вы по правде хотите посмотреть. Так что поверьте мне, никто и понятия не имеет, когда Top Gear вернется в эфир.
Но даже если мы в самом деле вернемся когда-нибудь — если повезет, то в октябре — на ВВС-2, наши проблемы это далеко не решит. Потому что сейчас, когда я это пишу, никто толком не представляет, какой должна быть наша программа. В общем, я буду рад вашей помощи.
Вот в чем задача. Когда Ричард Хаммонд в прошлом сентябре перевернулся вверх колесами, мы почти закончили съемки необходимого материала на девятинедельный сезон, рассчитанный до Рождества. Ну, оставалось еще подтянуть кое-какие хвосты: лимузины, например, купили и переделали, но не прогнали по треку и не задействовали для доставки знаменитостей на роскошный праздничный вечер.
Тут вмешался тот случай, выход программы отложили, а потом в сетку января и февраля можно было втиснуть только шесть передач. А наснимали мы на девять. А все показать надо было за шесть. Что оставить? Что выкинуть?
Дело решил экономический аспект. Тройные события типа нашей американской гонки с переделыванием комбайна и тестированием лимузинов, страшно дорого снимать. А повозюкать по пустой сельской дороге или по нашему треку тестовый автомобиль, подогнанный производителем, почти ничего не стоит.
Так вот, если бы мне предстояло что-то выбрасывать, я отсек бы самое дешевое: дорожные испытания. А если что-то показывать, так это крупные сюжеты с Джеймсом, Ричардом и мной. Такие, на которых работают три съемочных группы, съемки в поле идут несколько дней, а монтируется всё сутками и сутками напролет.
В итоге и практически по случайности в серии передач, которая только что закончилась, полно нас троих и нашего выпендрежа, и практически нет того, что принято называть дорожными испытаниями. Вы видели, как мы выращивали рапс на топливо и застревали в Фулхэме, как нас выгоняли из Алабамы и как мы ремонтировали дороги. А еще — секунды две Porsche, закладывающего виражи в Линкольншире.
Это очень не понравилось обитателям Интернета. После каждого выпуска они разбегались по своим форумам и стенали, будто Найджел Мэнселл, сунутый в реактивную турбину, что их любимая автомобильная передача превратилась в развлекательное шоу для неизлечимо инфантильных. И это тоже правда. Пожалуй, нам стоило бы сменить название на «Последний летний бензин».
Все эти люди хотят знать, где наши два-три честных дорожных испытания в неделю. Не тех, где я катаюсь туда-сюда и ору «Вперед!», а настоящих, с Джеймсом, где вынимается на свет и рассматривается каждая гайка, каждый болт и каждый ньютон крутящего момента.
Чего они в глубине души хотят, так это возвращения Криса Гоффи [173] и я бы рад им угодить. Я бы с удовольствием носился целыми днями на 599-м или облегченном Gallardo. Я бы с удовольствием оживлял эти машины для вас на телеэкране.
Я бы даже с радостью прокатился на маленьком стосильном Fiat Panda, гадая вслух, сколько понадобится заглотить нурофена, чтобы снять головную боль от этой машины. И не опасна ли такая доза нурофена для жизни.
Но из-за горизонта вскачь огромной измазанной в навозе кобылой несется вопрос: а этого ли нужно рядовому зрителю? Не вам. Не вашим знакомым из киберпространства. А широкой народной массе, которая в субботу хочет упасть перед телевизором и поразвлечься. Думаю, ответом будет тэтчерианское «Нет. Нет. Нет».
Мы заранее знали, что триумфальное возвращение в программу Ричарда Хаммонда обернется взрывом зрительского интереса. Так и вышло. Мы разделали в пух и прах финал самого «Большого брата»! А потом до нас стало доходить, что рейтинг снова поползет вниз, — зритель понял: Хаммонд не собирается внезапно падать на пол и пускать пену.
Однако ничуть не бывало. Не считая небольшой флуктуации у американской версии, рейтинг пер вверх, как F-15 на форсаже, и финальный выпуск последнего сезона посмотрели 8,6 миллиона зрителей. Для сравнения: это практически в два раза больше, чем самая успешная передача может собрать на ВВС-2 или на 4-м канале. Мы стали вровень с EastEnders [174] . А это значит, что Top Gear, в общем и целом, — самое популярное шоу на ВВС. И это только в Британии. Учесть остальной мир, так и вовсе обалдеешь.