К этому времени Вадой всецело овладела третья обсессия. Она была самая жгучая и выражалась одним словом.
Умереть.
Восемнадцать лет назад частный самолет, в котором вся семья мультимиллионера — жена, дочь с зятем, внуки — попал в тайфун на подлете к райскому острову Гуам. Сам Вада собирался присоединиться к своим два дня спустя, его задержали в Токио дела.
Добровольная смерть от тоски — это слабость, измена себе и своей карме. Он напоминал себе об этом каждый день и был честен с судьбой. Никогда так не следил за здоровьем, как в эти черные годы. Не давал себе ни малейшего послабления. Вот и теперь ехал оперироваться в Швейцарию, чтобы продлить муку бытия еще на несколько лет. Человек обязан вынести испытание жизнью до конца и не сломаться.
И вдруг Голос!
Вада сидел в пустом баре, прислушивался к себе.
Никаких сомнений.
Сегодня. И очень скоро.
Самочувствие у него нынче было приличное. Значит, не сердце.
Очевидно, самолет не долетит до Женевы.
Какой невыносимый соблазн приготовил для него изобретательный дьявол-искуситель Мара, который, как известно, является частью нас самих. Превратить свою жизнь в небесную радугу!
Ее начало — перелет через Японское море на «дугласе» в залитых кровью очках. Высшая точка — «фалькон», проглоченный тайфуном близ Гуама. Конец — крушение «боинга» среди заснеженных Альп. Что может быть прекрасней?
«Last call for Mr. Wada! Last call for Mr. Wada!» [3] — призывал Мара нервным голосом.
Чувствовал, бес, что это искушение последнее.
Вада отпил холодного чая. У чая был горький вкус победы.
В обреченный самолет он не сядет. Но и остановить рейс не попытается. Нет, Вада не боялся, что его примут за сумасшедшего. Однако кто он такой, чтобы вмешиваться в карму других пассажиров? Если их Подлинный Голос ничего им не подсказал, значит, так надо.
Первое, что сделала победившая Жизнь, — заявила о своих правах через мочевой пузырь.
Старик в допотопных очках поднялся, засеменил в туалет.
До него от бара было не больше десяти метров.
Отделение для инвалидов оказалось занято.
Идти в мужской? Но в тесной кабинке возиться с мочеотводом очень непросто.
Подождать?
Из-за двери доносились приглушенные вздохи и стоны.
Вада знал по себе: когда инвалид справляет нужду, это надолго.
Придется все-таки в мужской. Слишком тяжело стоять.
— Ых.
— Аа!
— Ых.
— Аа!
— Ых.
— Аа!
Медовый месяц у них продолжался всего десять дней. Кто же отпустит с работы на целый месяц, да еще не в сезон отпусков? Тем более, решили они. Пусть эта декада запомнится на всю жизнь.
Всем известно, что такое медовый месяц. Период бешеного спаривания. Но что тут запоминающегося? Жан и Жанна спаривались уже полтора года, с того самого дня, когда впервые увидели друг друга. И влюбились с первого взгляда. Безумно. Как говорили в старину, до гроба. Даже еще сильней.
В смысле спаривания Создатель наших тел предоставил нам не так уж много простора для фантазии. Сколько можно придумать манипуляций и комбинаций из одного выпуклого предмета, одной (о’кей, двух) впадин и двух языков? Такая фрикция, сякая фрикция, изменение угла, немножко акробатики, полизать тут, пощипать там. Все это было давно уже пробовано-перепробовано, безо всякого свадебного путешествия.
Поэтому план поездки они составляли вдумчиво и обстоятельно. Креатив в основном обеспечивала Жанна, у нее было лучше развито воображение. Жан только соглашался и восхищался.
Девиз для медового месяца был пределен: «Желание».
Известно, что вечный враг супружеского секса — легкодоступность наслаждения и постоянная сытость, от которой всего один шаг до перекормленности.
Отсюда вывод: всю интригу нужно построить на искусном разжигании голода и его тщательно дозированном утолении.
Прежде всего решили исключить всякую прозу жизни. Никакой совместной чистки зубов, толчков локтем в бок: «Не храпи!», нетерпеливых призывов из-за двери: «Ты скоро с толчка слезешь?» Поехали в составе одной туристической группы, но по отдельности, чтобы в гостинице номера были разные.
Фамилию Жанна оставила девичью, и молодожены делали вид, будто они чужие. Нарочно обзавелись каждый своей компанией и пересекались лишь эпизодически, на экскурсиях там или во время совместных трапез. Но держались друг от друга на расстоянии.
Лучший возбудитель — небольшая инъекция ревности. Для этой цели Жанна обзавелась платоническим ухажером, клерком из банка «Сельскохозяйственный кредит». Дядечка был такой безобидный, что жена без опаски отпустила его одного в Таиланд. Клерк смотрел на Жанну влюбленными глазами, два раза осмелился взять за локоть, но не более. Проблем с ним никаких не было.
Жан, это уж было ее условие, изображал студента Католической академии. В постных очочках а-ля «Махатма Ганди» он смотрелся овца овцой. Однако Жанна здорово ошиблась, думая, что воротник-стоечка убережет мужа от домогательств. Одинокие бабы из группы липли к нему, как мошки на желтый цвет. Так что новоиспеченной супруге пресловутый возбудитель достался прямо-таки лошадиными порциями.
Притом что в дополнительных аппетизантах, как вскоре выяснилось, никакой нужды не было.
Любовные свидания планировалось проводить по одной штуке в день, без анкоров. Непременно украдкой, как бы случайно и всякий раз в каком-нибудь незабываемом антураже.
То на дискотеке, где темно и по лицам скользят разноцветные блики. Вроде как парень пригласил на танец незнакомую девушку, и вдруг ба-бах! — удар молнии. Сумасшедшая страсть. Оба, не обменявшись ни единым словом, удаляются в сад и там в кустах, беззвучно, предаются трем минутам первобытной страсти.
То в двухместной кабинке на 50-метровом колесе обозрения. Времени на все про все — один круг.
То в зеркальном лабиринте. Это была идея Жана, его вклад в креатив. Он разведал, что есть такой туристический аттракцион. Мало популярен у публики, а за полчаса до закрытия там вообще пусто. Звучало заманчиво, но на деле вышла вечная история, когда мужики проявляют инициативу: в теории все чудесно, а на практике получается фигня. Они вошли в лабиринт с двух разных концов и все тридцать минут проблуждали среди зеркал, пытаясь отыскать друг друга. Наконец сошлись в квадратной комнате. Все классно, миллион отражений в любых ракурсах. Но… только пристроились, только наладились, как послышались шаги сторожа. Семь часов, пора закрывать. Пришлось сворачиваться в темпе. Жанна была в таком заводе, что даже разревелась.