В пути я могу названивать разным людям с помощью нового девайса под названием мобильный телефон. Я также произвожу раскопки в собственном носу и слушаю радио. Как только в эфире звучит что-то левацкое, я переключаюсь на компакт-диски. Все очень цивилизованно.
Если я придерживаюсь этого графика, то не встречаю на пути ни малейших пробок. Но даже если и нет — есть только три места, где можно застрять. Но тогда я просто прибавляю минут двадцать к ожидаемому времени прибытия.
Как хороший гражданин, которым я не собираюсь становиться, в последнее время я начал кое-когда использовать общественный транспорт. Поэтому, когда какая-нибудь вегетарианская дура за званым ужином начинает спрашивать, что я сделал для экологии, у меня есть что ей сказать. Потом начинается вечеринка, мы играем во всякие игры, и кто-нибудь долго ищет вилку, которую я воткнул этой дуре в глаз.
Но тут есть одна засада. Британские железные дороги в последнее время не могут доставить меня из Лондона в Бирмингем и обратно вовремя. Вчера поезд опоздал на десять минут, а неделю назад мы стояли под Ковентри целый час и прибыли на бирмингемский вокзал с опозданием в полтора часа. Какой-то тип пытался что-то объяснять по громкой связи, но, поскольку с английским у него была беда, мы ничего не поняли. Женщины, которые бегали туда-сюда по проходам, разносили сальмонеллу и тыкались в наши локти, тоже ничего не смогли нам сказать о причинах задержки. Мы попытались спросить контролера, но он был не в настроении отвечать на наши вопросы. Да и форма, кстати, была ему мала.
Если бы такое случилось единожды из-за партизан-террористов, взорвавших рельсы, то я бы понял. Но это случается с регулярностью свежезаведенного метронома. И даже если поезд идет с педантизмом рождественского телеобращения королевы к подданным, все равно он едет на 40 минут дольше, чем машина.
Затем цена вопроса. Поездка в Бирмингем на машине стоит 15 пенсов за милю, то есть 36 фунтов. Издержки в случае поезда — два счета на такси по 5 фунтов и железнодорожный билет 44 фунта. И ни один из этих фунтов не идет на уборку внутри вагонов. Я, видите ли, много курю, а это значит, что мне приходится сидеть в загончике для курящих вместе с отвратительными старыми пердунами, где нет чистых пепельниц, а стекла желтые от никотина. Если вы постоите там на коврике больше минуты, то просто к нему приклеитесь. А в туалетах надо писать большими буквами, что экскременты желательно направлять в сторону большой фарфоровой чаши без ручек — и никуда более.
Будь мне по карману первый класс, я был бы крайне недоволен обществом людей в костюмах из полиэстера, орущих в мобильные телефоны. Поездной персонал там так же груб, а поезд так же опаздывает — даже если вашим ногам чуть просторнее. Я еще заметил, что в первом классе меня начинает тошнить, стоит поезду ускориться до 150 км/ч, хоть это бывает редко. Все же это лучше, чем ездить в вагонах эконом-класса, трясущихся так, что текст в книге расплывается перед глазами, а кофе льется куда угодно, но только не в ваш рот.
Мне нужен класс посередине между первым и вторым (второй мало того что неудобен, там еще полно всяких мутантов). Вчера по дороге туда ко мне прижималась толстушка, неустанно болтавшая про дома престарелых, что нарушило все мои наполеоновские планы по проведению раскопок в носу. А напротив сидел мужик, который бесстыже, при всем честном народе, читал лейбористскую Guardian. А пару недель назад девушка-попутчица рассказывала, что ей 29 и что она училась в частной школе Эбботс Бромли. При этом она не знала ни одну из немедленно перечисленных мною тридцати таких же 29-летних выпускниц Эбботс Бромли. Или она была на самом деле 46-летняя врунья, или вместо Эбботс Бромли училась, как все вруны, в бесплатной государственной школе.
Класс вагонов, который я предлагаю создать, будет основан не на сумме денег в кошельке пассажира, а на благородстве происхождения. Курение там будет обязательным, поскольку, по моему опыту, единственные люди, с которыми имеет смысл разговаривать, выкуривают по 20 сигарет в день, в сандвичах там будет настоящее мясо, а костюмы из полиэстера будут запрещены, равно как и газета Guardian. Чтобы попасть в такой вагон, вы должны будете пройти проверку службой разведки МИ-5, сдать тест на понимание сленга, а главное — заручиться моей рекомендацией.
Но в бесклассовом обществе все это малореально, так что те, кто желает стать «зеленым», станут черными, пока мы общаемся с красными. Поэтому не забить ли мне на поезд и не поехать ли на машине? Правда, целых пять миль вдоль трассы M1 поезд все-таки движется быстрее потока машин. Это дает фальшивое ощущение быстроты и эффективности, и на какой-то момент вы забываете, что британские железные дороги никак не могут выбраться из своего борделя. Так что, если в среду вы едете на север по M1 и видите, как мимо проходит поезд, пожалуйста, надавите на газ. Вы меня этим просто осчастливите.
Вчера вечером, вернувшись из Америки с растянутой шеей и обгоревшими на солнце ногами, я обнаружил, что кто-то предусмотрительно оставил возле моей конторы Jaguar XJS. Обычно машины для тестов ставят, разворачивая в сторону главной дороги ярдах в двухстах дальше, но, так как у меня была растянута шея, мне пришлось бы делать 67-градусный разворот на улице, которая всего на два дюйма шире, чем длина Jaguar.
Все это было так некстати. В родном отечестве оказалось намного холоднее, чем во Флориде. Моя голова в салоне Jaguar уперлась в потолок, а кожаные сиденья превратились в монолитные куски льда. Пока я разогревал машину, даже успел выкурить сигарету. К тому же мой организм еще не перестроился после смены часовых поясов.
В конце концов, подумал я, смысл существования XJS — в комфорте, которого нет, поэтому не бросить ли ее к черту и поехать на такси? Но затем, когда я наконец-то сумел развернуться, вдруг заиграл CD-плеер, заполнив салон звуками эльгаровского «Нимрода», которые, казалось, раздавались из самых дебрей шовинизма. Естественно, я тут же перестал видеть в XJS супостата и начал относиться к ней так же, как я обычно отношусь к лобстеру «Термидор» и прочим… э-э… пищевым добавкам.
Я не считаю, что у меня музыкальный слух. Вы читаете строки, написанные человеком, который падал в обморок на уроках игры на флейте и закончил лишь четыре класса музыкальной школы по классу фортепиано, провалив экзамены в первом, втором и третьем классах. Музыка способна очень странно влиять на мое настроение. С одной стороны, она может помочь забыть о проблемах, а с другой — довести до белого каления. У меня даже есть музыкальный сборник, который я ставлю, когда хочу добраться куда-нибудь побыстрее, потому что все песни из него — от «Feel Like Making Love» в исполнении Bad Company до «Long Twin Silver Line» Боба Сигера — как будто специально написаны, чтобы я вел машину быстрее, чем обычно.
У меня есть еще один сборник (среди большого множества прочих), который я слушаю в те дни, когда движение на улице ужасно, поток машин особенно плотен, а тротуары кишмя кишат рабочим людом, который становится в очередь, чтобы плюнуть мне в лицо, когда я проезжаю мимо них на Jaguar. В наши дни они стали такое делать очень часто.