— Это не удивительно, — заметила я.
— Да, — покорно согласилась Тамарка.
Но покорство ее только раздражало меня.
— Значит, уже прострелили вторую мою шляпу, — закричала я. — А твоей ни одной? Неплохо ты устроилась. Может, тебе и картину напрокат дать?
— А что, это идея, — обрадовалась Тамарка. — Ты же знаешь, мои слишком дорогие, чтобы со стен падать. Я переживаю уже, какая из них пострадает.
— Переживать надо было до того, как языком чесала, — укорила я. — Кстати, ты про шляпу еще никому не рассказывала?
— Никому, кроме тебя.
— Будем надеяться, что у меня уже выработался иммунитет против этой заразы и маньяк на второй круг не решится зайти.
— Чует мое сердце, что он оставит тебя в покое, — поспешила заверить меня Тамарка и тут же жалобно спросила:
— Мама, ты уже простила меня? Мне так стыдно, Мама, так стыдно, передать тебе не могу.
Больше такого не повторится, хоть и половины не помню из того, что сделала.
Я любила свою подругу Тамарку больше тридцати лет. Мне казалось, она была всегда, а потому я дрогнула и со слезами умиления закричала:
— Ах, что о том, забудем! Забудем навсегда! Все это глупости. Сейчас волнуюсь о другом. Тома, умоляю, ты можешь рисковать собой, хоть мне это и больно, но совсем уж подло сознательно ставить под угрозу чужую жизнь.
— Да нет же никакой угрозы, — оптимистично воскликнула Тамарка.
— Ах, вот как ты заговорила. Нет угрозы, следовательно, можно заражать.
Надо же, Тамарка еще и рассердилась.
— Мама, ты невозможная, — закричала она. — Опять упреки! Сколько можно? Теперь на брюхе прикажешь ползать? Я виновата, но уже все поняла, прочувствовала и даже поплатилась…
— Ага, моей шляпой, — ехидно вставила я.
— Да разве дело в шляпе? Где твоя стрела?
«Действительно, где моя стрела?»
Я бросилась в прихожую, там не было стрелы. И, что удивительней всего, я не помнила, куда ее положила, так заморочила вчера мне голову эта Тамарка.
— Нет стрелы, — призналась я.
— Как — нет?
— Совсем.
— Ну вот, а говоришь, что не спали всю ночь. Не я же ту стрелу взяла. И кто-то уж точно ее взял. Значит, кто-то все же приходил к вам. Ха, ты не спала всю ночь, — уже чуть ли не глумилась Тамарка.
— Да, я не спала всю ночь и благодаря этому чудесно спала утром, — психуя, сообщила я.
— Значит, утром к вам кто-то и приходил. Где Евгений?
— Надеюсь, на работе, — предположила я.
— Звони скорей ему, а я потом тебе перезвоню, — крикнула Тамарка и отключилась.
Я позвонила Евгению и спросила:
— Где стрела?
Его ответ меня потряс.
— Стрела там, куда я ее воткнул, — спокойно сказал Евгений.
— Господи, так где же она? — запаниковала я.
— В дверном косяке торчит твоя стрела, — утешил меня Евгений.
Я прозрела:
— Так это ты, бессовестный, воткнул стрелу в дверной косяк?!
— Ну да, а что тут такого?
— А я бедного Саньку пытаю, допросы ему с Тамаркой чиню.
— Так его я метать стрелу и учил, — с трогательной наивностью признался Евгений.
Не стану передавать, что на это я ему сказала — не для страниц этой книги речь моя, но настроение испортилось у Евгения изрядно.
— Да починю я твой косяк, починю, — проворчал он, когда я устала и поутратила ораторский пыл. — Покрашу и отполирую, раз ты погрязла в мещанстве. Все будет чин-чином.
— Ладно, фиг с ним, с косяком, не в нем дело. Скажи лучше, утром у нас были гости? — вспомнив, зачем звонила, спросила я.
— Был один гость, — охотно ответил Евгений, радуясь, что не о нем пошел разговор.
— Кто?
— Виктор.
— Пупс?! — изумилась я.
— Ну, если хочешь. Пупс, — согласился Евгений, хоть и терпеть не мог он этого прозвища. — Пупс утром приходил.
— А чего он хотел? — не слыша своего голоса, спросила я.
— «Чирик» просил до зарплаты.
Я не знала, что и думать. Пупс.
Снова Пупс, и снова пропала стрела.
Я впала в очень глубокую задумчивость, из которой не вывел меня даже звонок Тамарки.
— Ну что? — спросила Тамарка. — Кто-нибудь у вас утром был?
— Утром Пупс был, — не выходя из задумчивости, ответила я.
— И чего хотел?
— Занял «чирик» у Евгения.
— Чего занял? — переспросила Тамарка.
— Да «чирик» занял, — раздражаясь, повторила я. — «Чирик»!
— А что это такое?
— Точно сказать не могу, но, по-моему, это десятка.
Десять рублей.
Тамарка ахнула:
— А-а, Пупс занял десять рублей?!
— Так Евгений говорит, а у меня нет причин ему не верить, — буркнула я.
Тамарка опять ахнула:
— А-аа! Пупс же бухгалтер!
— Ну и что из того? — удивилась я.
Тамарка ахнула еще сильнее:
— А-ааа! У него же сейф, полный денег!
— У Пупса?
— Ну конечно.
— Точно, а я и не подумала.
— Ты никогда не думаешь, — обрадовалась Тамарка. — Нет, я не пойму! И все же объясни мне! Неужели ты хочешь сказать, что Розин Пупс занял у твоего Женьки десять рублей?
— Не хочу, но говорю, — призналась я; — Сама над этим голову ломаю.
— Уму непостижимо! — возмутилась Тамарка. — И что можно сделать с этим «чириком»? На него даже спичек приличных не купишь!
Я была полностью с ней согласна, но имела кое-какие соображения.
— Лично меня тоже сильно удивляет поведение Пупса, — сказала я. — И именно то, что он взял у Женьки «чирик». Уверена, раз у Пупса денег сейф полный, значит, «чирик» он просил для отвода глаз, но почему он так глупо глаза отводил? Неужели не мог попросить у Женьки больше?