— А что же с ним? — спросила я.
— Обморок, — с презрением сказала Роза.
— Может, «Скорую» вызовем?
— Ничего страшного нет, — рассердилась Роза. — Полежит-полежит и придет в себя, это я тебе как гинеколог говорю. Лучше посмотри на мой фингал. Как я завтра на работу пойду?
Я присмотрелась к фингалу и не смогла ответить на ее вопрос. Фингал был внушительный, объемный, такой не спрячешь ни под какой пудрой.
— А фингал откуда? — робея, спросила я.
— От верблюда, — ответила Роза, пиная ногой бесчувственного Пупса.
Глаза мои полезли на лоб.
— Неужели Пупс наварил? — отказываясь верить, что допускаю такое, спросила я.
Роза всплеснула руками и защебетала:
— Сегодня взяла отгул, отдохнуть решила, выпроводила на службу Пупса, вымыла на кухне посуду и сидела спокойно перед телевизором, смотрела «Новости», вдруг возвращается это ничтожество и начинает устраивать скандал…
— Подожди, — остановила ее я, — как это — он начинает устраивать скандал? А ты где была?
— В том-то и дело, что я на скандал настроена не была. Спокойно смотрела телевизор, он же, ничтожество, схватил со стола вазу и зарычал: «Не дашь сто баксов — разобью».
Я оцепенела.
— И что ты? — осипшим от волнения голосом спросила я.
Роза грозно поставила руки в бока и, презрительно кивая на стол, спросила:
— Ты видела мою хрустальную вазу? Разве ей цена сто баксов?
Я вспомнила вазу и ответила:
— Нет, она значительно дешевле.
— Вот и я так сказала: «Бей, если приспичило, а денег не дам».
— А он?
— Разбил.
— А ты?
— Возмутилась.
— А он?
— Тоже.
— А ты?
— Огрела вешалкой.
— А он?
— Он дал мне в глаз, — и Роза со слезами показала на свой фингал.
У меня даже дух захватило от таких событий. Триллер! Настоящий триллер!
Какими страстями живет народ, а у нас с Женькой все так пресно.
— Дал в глаз, и все? — спросила я.
— Убежал, — пожаловалась Роза. — Я закричала, что теперь-то уж точно его убью — и за вазу, и за глаз.
Он испугался и убежал.
Я растерялась. Судя по всему, фингал совсем свежий, тогда почему на полу лежит Пупс? По всем приметам, должна бы лежать Роза. Неужели Роза догнала его, убила, затащила в прихожую, а теперь пудрит мне мозги?
Я испугалась и бросилась щупать у Пупса пульс.
Пульс был, был-был, более того, Пупс дышал и для покойника выглядел слишком свежо.
— Что ты его щупаешь? — возмутилась Роза. — Он жив, что этому ничтожеству сделается? Я скорей умру.
Он, вижу, этого и добивается.
— Роза, как же оказался бедняга на полу? — строго спросила я, всей душой почему-то болея за Пупса.
— Я же говорю тебе, — рассердилась Роза. — Набил мне фингал и убежал, а спустя час вернулся на обед и спокойненько целует меня в щеку. «Котеночек, я устал, чем ты меня сегодня кормишь?» — мастерски передразнила Пупса Роза.
— А фингал? — изумилась я.
— Ну, конечно же, он увидел его да как закричит:
«Розочка, что это такое?» — «Ах ты гад, — говорю я ему, — ты еще имеешь наглость спрашивать? Сейчас я тебя накормлю!»
— Бог ты мой! — ужаснулась я.
— Вот именно, — подтвердила Роза. — Он еще верить не хотел, что сам же набил мне этот фингал.
— Да еще расколошматил вазу, — напомнила я.
— Вот именно, — подтвердила Роза. — Я и про вазу ему сказала. Он долго не верил, а как увидел осколки, я их нарочно не убирала, как увидел осколки, так сразу поверил. Ничтожество!
Я слушала, затаив дыхание, но Роза замолчала, явно не собираясь продолжать.
— Поверил — и что? — осторожно спросила я.
— Ив обморок, — возмущенно сообщила Роза, вторично пиная мужа. — В обморок сразу, подлец. В чем пришел, в том и упал — в плаще и шляпе.
Я покосилась на лежащего Пупса и сказала:
— Вижу.
— Все увидят, — пригрозила Роза.
— И долго он будет так лежать?
— Пока в себя не придет.
— Ясное дело, — заволновалась я, — а когда он в себя-то придет, скажи мне как гинеколог?
Роза свирепо взглянула на меня и зло ответила сквозь зубы:
— А вот этого я даже как гинеколог не знаю. По мне, подольше бы так полежал, все же спокойней. Кто знает, что в его голову стукнет через минуту. Сейчас в обморок шлепнулся, а вдруг в себя придет и второй фингал наварит? Нет уж, пусть лежит.
— Но как-то странно, — посетовала я. — Человек лежит живой, без сознания, а мы ему не помогаем.
Как-то не по-людски.
Роза с осуждением покачала головой.
— Помоги, — сказала она, — а он в себя придет и тебе фингал наварит. Думаешь, заржавеет за ним?
— Что, не заржавеет? — с ужасом прошептала я.
— Теперь уверена, что нет. В полный разнос парниша пошел.
— Тогда пускай лежит, — переступая через Пупса, сказала я.
Мы с Розой переместились из прихожей в гостиную, но дверь не закрыли (не звери все же) — изредка наблюдали за лежащим Пупсом.
— Роза, скажи мне честно, — спросила я, — Пупс умеет стрелять?
— Из чего? — опешила Роза.
— Да хоть из чего-нибудь.
Роза задумалась.
— Знаешь, — сказала она, — точно поручиться не могу, сама видишь, что происходит, но если хочешь знать мое мнение, то Пупс, думаю, даже из рогатки не умеет стрелять, даже в детстве не мог этого.
— Думаешь?
— Ха, думаю. Уверена. Это же урод, ничтожество.
Бухгалтер!
Я вздохнула:
— Да-а, бухгалтер. Но он же в армии, наверное, служил?
— Пупс? — изумилась Роза. — Да кто его возьмет-то, урода, в армию? Помнишь, какой он был? Дистрофик, настоящий дистрофик. Это сейчас всех подряд гребут чуть ли не лопатой, а тогда медкомиссия строго браковала. Пупс по весу не прошел. Он и сейчас не пройдет по весу, разве что с кейсом своим взвешиваться будет, Кощей Бессмертный.